Наследники чужих судеб

– Сейчас я затоплю тебя, Манюшка, – сказала она печке и погладила по прохладной лежанке. Сколько ночей она провела на ней, сторожа домового. Ставила для него блюдце с молоком, дожидаясь момента, когда тот появится, но не выдерживала и засыпала… А утром находила блюдце пустым!

Хорошо, что бабушка научила ее растапливать печь. Не просто городскую – столичную девчонку. Любой навык может в жизни пригодиться, говорила она. И Оля согласно кивала. Она обожала и бабушку, и Манюшку, поэтому уже в шесть лет справлялась с довольно сложным процессом. Оставалось надеяться, что навык не утрачен.

Найдя дрова в подпечнике, Оля взялась за растопку. Пока делала это, вспоминала…

 

* * *

 

Отец Оли Геннадий был коренным москвичом, но из простой семьи. Его родители в шестидесятых годах двадцатого века приехали в столицу, чтобы работать на стройке, да так и остались, получив, как молодая семья, сначала отдельную комнату в общежитии, потом квартиру. Гена прописку получил при рождении, что, по мнению отца с матерью, давало ему привилегии. Не лимитчик, как они, а коренной москвич, считай элита. И все же они одобрили невесту Гены. Пусть провинциалка, зато умница (выпускница МГУ), красавица и, что немаловажно, девственница. И это в двадцать четыре, когда на ее ровесницах пробы негде ставить!

Поженились быстро, сняли комнату в коммуналке, зажили не весело, но дружно. Молодая супруга писала диссертацию, Геннадий ее во всем поддерживал и очень гордился благоверной. Сам он умом не блистал, зато руками неплохо зарабатывал: восстанавливал машины после аварий. Ребенка родили только через три года и под большим давлением со стороны родителей Гены. Для того чтобы молодых мотивировать, квартиру им купили.

В декрете мама маялась. Ей хотелось вернуться на свою кафедру, заняться преподаванием, а также получить еще одно образование. Пеленки и бутылочки со смесями – это не ее. Материнство как будто тоже. Не сказать, что она не любила дочь, любила как могла, сдержанно, чуть отстраненно, и совершенно точно хорошо о ней заботилась. Отец же наоборот: купал в обожании, однако мало чем помогал супруге в уходе за малышкой. А так как дед с бабушкой много работали, чтобы выплатить кредит, что взяли на покупку жилья для детей, то Олю отдали в ясли в год. А в три впервые отвезли на все лето в городок Ольгино, поручив заботу о ней бабушке Анне Никифоровне.

Как же Оле было с ней хорошо! Милая, спокойная женщина, всю жизнь проработавшая в детской поликлинике медсестрой, она умела и развеселить, и успокоить, и увлечь, и накормить. Оля с трех лет и начала себя помнить, потому что столько событий за лето происходило, что эмоций выше крыши. Бабушка Аня ее и кур кормить научила, и сорняки дергать, и веником париться, и щавель собирать, и пироги из него печь. Во всем Оля ей помогала и чувствовала себя взрослой. Это матери не нравилось:

– Ты зачем ребенка в свою копию превращаешь? – сердито выговаривала она матери по приезде в Ольгино в конце августа. – Она ведет себя как деревенская бабушка. Да и выглядит… – Мама срывала с Оли платок, подвязанный под подбородком, стягивала с ее ног калоши. – Хорошо еще, что не окает.

Бабушка возражала, но мягко. Дочь свою она очень любила, но немного ее побаивалась.

– Лучше бы читать Олю учила, – продолжала та. – Четыре года осенью будет, а ребенок половины букв не знает.

– Рано, дочка.

– Я в ее возрасте уже по слогам умела читать.

– То ты… Вундеркинд. А Олька – обычное дите. Ей в книжках только картинки интересны.

– Тогда пусть рисованием занимается, а не за курами ходит. Деревенские навыки ей ни к чему. – Это мама на будущее говорила, чтобы на следующее лето бабушка знала, чем внучку занимать.

И та старалась ее развивать, но Оле больше хотелось наслаждаться прелестями деревенской жизни. Огород, речка, лес, куда они с бабушкой по грибы ходили, болота, где она с ребятней с улицы ловила головастиков, старое кладбище, по которому с ними же бродила в поисках древних могил, – вот что увлекательно. Настоящие приключения, а не те, что описаны в книгах! В современную часть Ольгино девочка тоже не рвалась, она была похожа на микрорайон, в котором жила ее семья. Только в Москве дома выше, дороги шире, машин больше, люди друг с другом на улице не здороваются и ходят гораздо быстрее. И все же Оля в то лето научилась читать и изрисовала весь альбом, чтобы избавить бабушку от нравоучений собственной дочери.

Еще два лета, а с ними и года, миновало. Оля стала готовиться к школе. Мама не хотела отпускать ее из‑за этого в Ольгино, но пришлось: в Москве за ней присматривать было некому, все работали, а в загородный лагерь девочка наотрез отказалась ехать. Сказала:

– Отправите – сбегу! – И упрямо поджала губы.

Мать поверила в серьезность ее намерений и сдалась:

– Ладно, отвезу я тебя в Ольгино, но с условием: все книги, что я тебе дам с собой, ты обязана будешь прочитать.

Оля с этим согласилась, хотя так и не полюбила чтение.

…То лето было особенным! Не только беззаботным, богатым на приключения, жарким настолько, что ребятня с утра до вечера бултыхалась в реке, температура которой не поднималась выше восемнадцати, но и подарившим Оле тетю.

Она знала, что у мамы есть младшая сестра Алена. Родились они с разницей в полтора года и были внешне похожи как близнецы. Но, как все говорили, в том числе бабушка, только на фото. В жизни они отличались друг от друга кардинально и плохо ладили. Когда старшая уехала в Москву, Алена выдохнула. Больше некому ее поучать и, что еще хуже, контролировать. Мягкая мать давала ей свободу, зато сестра житья не давала: не пускала гулять вечерами, заставляла учить уроки, мини‑юбки в печку бросала, а саму Алену, если та красилась ярко, окунала в бочку с водой. Тиранила, в общем. С позиции не только старшей, но и сильной. В отличие от Алены сестра и по физкультуре пятерку имела, причем заслуженную. Она требовала от младшей малого: получить хотя бы среднее образование. Поэтому не дала уйти после девятого класса в ПТУ, как и после десятого сбежать с «женихом» в Крым.

Но Алена все же уехала туда, пусть и по окончании школы (получила‑таки аттестат). В числе таких же выпускников на месяц, чтобы собирать урожай фруктов. Все по истечении срока домой вернулись, кроме Алены. Та осталась, влюбившись в Крым и… крымского татарина по имени Эскандер. За него Алена мечтала выйти замуж, да не приняла ее семья. Пришлось другого себе искать, потому что одной выживать в чужом краю тяжело. В двадцать Алена стала женой взрослого, серьезного, хорошо обеспеченного владельца гостиницы и ресторана при ней. Все считали, что ей повезло. Даже сестра, хотя именно ей Алена стеснялась признаться в том, что ее «молодой» разменял шестой десяток.

– Тебе именно такой и нужен, – без доли сомнений говорила она. – Мужчина, который заменит отца, но не папочку. – Сестры росли в неполной семье. – И твой супруг, я уверена, будет не баловать, а наставлять!

И не ошиблась… К большому Алениному разо‑чарованию. Она именно о папочке мечтала и надеялась «перевоспитать» строгого мужа‑отца. Но где там! Тот брал молодуху не для того, чтобы наряжать ее как куклу и выводить в свет всем на зависть. Мужчине нужны были наследники. Здоровые и красивые, как их мать. Их он готов был баловать. А женушка пусть будет рада тому, что живет в красивом доме, хорошо питается, не напрягается и иногда развлекается: морские прогулки и походы в горы – лучшее времяпрепровождение для людей любого возраста. Это и увлекательно, и для здоровья полезно.