Натальная карта
Так странно вести с ней наш привычный диалог и даже не ощущать неловкости. Мы не виделись двенадцать лет, но как будто между нами ничего не изменилось. За исключением того, что Хлоя стала женщиной, вышедшей из кадра голливудского фильма.
И не считая того дня, который лежит между нами, как огромная куча навоза.
Мы не обращаем внимание на зловоние, продолжая делать вид, что это просто встреча давних друзей. Определение «друзья» в нашу сторону, кстати говоря, тоже спорное.
– Мы можем вернуться в кафе? Валери откусит мне голову, если я вернусь без ее свадебного организатора.
Пару минут мы ведем лазерный бой взглядов, все больше и больше промокая под дождем. Мои очки уже запотели сто раз, но я продолжаю стоять. Хотя имею полное право развернуться и уйти. Но сейчас я не убегу от ее взгляда, как делал это раньше.
Хлоя ничего не отвечает, обходит меня и направляется в сторону кафе. Именно в этот момент ее машина издает звуковой сигнал, оповещающий о снятии сигнализации.
Я подавляю смешок, когда Хлоя запрокидывает голову и определенно сдерживает стон.
– Думаю, что ты можешь ее не запирать, тут явно нужны какие‑то заклинания, чтобы завести ее.
– Заткнись, Натаниэль. – Не оборачиваясь, она направляет брелок на машину. Она не откликается. Хлоя раздраженно бросает ключ в сумку и, совершив прыжок, достойный чемпиона легкой атлетики, преодолевает грязную лужу.
Я быстро догоняю ее, открываю и придерживаю дверь, пропуская это чудное создание.
Макс и Валери резко отстраняются от окна, делая вид, что все это время рассматривали интерьер кофейни, а не наблюдали за нами, как за животными в зоопарке.
Достигнув столика, Хлоя моментально выпрямляется. Она отводит плечи назад и, несмотря на свой вид жертвы природной катастрофы, излучает такую уверенность, будто это кофейня принадлежит ей.
– Извините за это недоразумение. Обычно у меня все под контролем.
Валери улыбается, а Макс смотрит на меня взглядом: «Это реально Хлоя Моррис?»
Я киваю.
– Хлоя, не переживайте. Все в порядке, если он вас смущает, то я его выгоню. – Валери кивает в мою сторону. – Я вообще не понимаю, что он здесь делает.
– Эй!
Одновременно с моим возгласом Хлоя равнодушно произносит:
– Он давно меня не смущает. Если быть честной, то мне на него плевать, я здесь для того, чтобы работать.
Ауч, это немного кусает за душу.
Она садится напротив Макса и Валери, доставая из сумки планшет. Хлоя моментально включается в работу, начинает задавать Валери вопросы, пока я продолжаю стоять, как предмет интерьера.
– Сядь, Нейт. – Макс пристально смотрит на меня, находясь в небольшом замешательстве от этой встречи… одношкольников? Хлоя на три года младше, поэтому нас не назвать одноклассниками.
– Я, наверное, пойду. Вам есть что обсудить.
Я начинаю разворачиваться, но Хлоя останавливает меня следующими словами:
– Останься. Нам тоже есть что обсудить.
Мое сердце совершает странный прыжок с высоты, думая о нашей с ней последней встрече двенадцать лет назад. Уязвимость заползает под кожу и кричит мне: «Беги».
– Машину, – уточняет Хлоя, оценивая мое выражение лица.
Точно. Я совсем забыл о машине. Сердцебиение немного выравнивается. Позывы к бегству ненадолго отступают.
– Так это она? Та девушка с ногами из видео? – вырывается из моего друга, который за секунду теряет свой адвокатский такт.
Я присаживаюсь на стул рядом с Хлоей и стараюсь не смотреть в ее сторону. Моя цель – убить взглядом Макса.
– Девушка с ногами из видео? – спрашивают в унисон дамы.
Макс осознает ошибку и переходит в режим защиты моего хрупкого положения.
– В прошлую пятницу на машину Нейта было совершено покушение. Камера видеонаблюдения около студии Аннабель зафиксировала момент, на котором можно увидеть лишь волосы преступника и… ноги, которыми он крутил педали велосипеда.
– Следует уточнить, – поднимает указательный палец Хлоя, – ранее упомянутая машина была криво припаркована.
– Ты абсолютно права, Хлоя. Считаю, дело требует тщательного расследования, – отвечает предатель.
– Согласна, – серьезно кивает Валери, словно готова выступить свидетелем на стороне Хлои.
Я стону:
– Вы можете вернуться к обсуждению цветов и купидонов, а не устраивать судебный процесс?
Три пары глаз устремляются на меня, вероятно, забыв о том, что я все еще здесь.
Хлоя откашливается и обращает взгляд к планшету.
– Макс, есть ли у тебя какие‑то пожелания? Валери рассказала свои идеи, может быть и ты хочешь что‑то добавить?
– Наверное, нет, я согласен на все, что хочет Валери, – отвечает Макс. Мне кажется, если бы Валери сказала, что их свадьба будет в космосе, он бы стал астронавтом. – Хотя есть кое‑что. – Так, это уже интересно. Я даже наклоняюсь чуть ближе, за что ловлю странный взгляд Хлои. – Можно ли установить на площадке аппарат для попкорна?
Я откидываюсь на спинку стула, не впечатленный его просьбой. Где «я хочу серо‑буро‑малиновый цвет костюма», «наш пес должен быть одет во фрак», «хочу дерьмовые конкурсы», «хочу отрастить усы» или любое ужасное «хочу», которое выводит женщин из себя?
Валери прикладывает руку к груди и тянется за поцелуем к Максу.
– Ты не мог сказать ничего милее этого.
– Я ненавижу твой попкорн, – ворчит Макс, быстро целуя Валери. – Но люблю тебя.
На лице Хлои сияет ослепительная улыбка. Она буквально светится, делая свое желтое платье ещё ярче. Я прихожу к выводу, что эта женщина странным образом влюблена в любовь. Что не удивительно, учитывая то, что она стала свадебным организатором.
Ей подходит эта профессия. Хлоя всегда казалась мне очень ранимой и романтичной натурой, но в тоже время она всегда жила по четкому распорядку.
– Да, мы сможем это организовать, – отвечает повелитель свадеб голубкам напротив нас.
Они продолжают обсуждать идеи и детали, а я не отвожу глаз от солнечной женщины рядом со мной.
У меня так много вопросов.
Давно ли она вернулась в Лондон? Как дела у ее семьи? Почему она ни разу не ответила на мои сообщения, отправленные двенадцать лет назад? Вспоминала ли она тот ужасный день? Оставил ли он на ней отвратительный отпечаток? Виноват ли я перед ней? Считает ли она меня слабым? Противен ли я ей? Замужем ли она?
Бросаю взгляд на руку и безымянный палец. Кольца нет. Но, может, она просто его не носит. Почему меня вообще это волнует?