Не дразни меня
– Еще раз выкинешь что‑нибудь подобное – я за себя не отвечаю.
Выходит, не потрудившись закрыть за собой дверь, а я мысленно бросаю в его спину топор.
Идиот. Даже зубочисткой можно убить, если знать, как.
Глава 6
Ярослава
Мне страшно. Ужас держит за горло ледяной рукой. Руки и ноги неподъемные, тела своего вообще не чувствую и разумом отчетливо понимаю, что это всего лишь сон.
Один из сотни, что мне приснились раньше.
Меня снова дерут собаки. Я не ощущаю боли, но вижу кровь и чувствую ее запах. Эти воспоминания живут со мной с детства.
Я кричу во все горло, но из него ожидаемо не выходит ни звука. А собаки не унимаются, повалив меня на землю, жадно рвут плоть.
Просыпаюсь, когда легкие скукоживаются от недостатка кислорода, и я начинаю задыхаться. Хватаю воздух открытым ртом и отбрасываю одеяло в сторону. Руками быстро‑быстро ощупываю свои ноги и, найдя шрамы на лодыжке, успокаиваюсь.
Боже. Ротвейлеры не снились мне уже больше года. Ни одного кошмара даже после смерти Марата, и я надеялась что они навсегда перестали мучить меня. Но нет…
Вернулся еще один детский страх.
Он родился, когда однажды на заднем дворе нашего дома на меня напал ротвейлер брата. У них как раз шли занятия – Марат учил своего пса атаковать человека. Я выбежала на газон очень не вовремя. Собака схватила меня за ногу и протащила через весь задний двор. Прокусила ногу до кости, а потом нацелилась на горло, но подоспевший брат успел оттащить ее. Я помню каждое мгновение, несмотря на то, что мне было всего семь.
Раны зашивали, но с обеих сторон щиколотки все равно остались глубокие вмятины.
С тех пор у меня развилась кинофобия – патологическая боязнь всего, что связано с собаками. И все мои ночные кошмары связаны именно с ними.
Взяв в руку телефон, смотрю на время и зажигаю фонарик.
Я, как это всегда бывает после таких снов, с головы до ног мокрая. Облепившая грудь и спину футболка холодит кожу и вызывает нервный зуд. Нужно срочно в душ, а я из вредности отложила переезд в другую комнату, оборудованную отдельным санузлом, на завтра.
Так что, придется выходить отсюда глубокой ночью. Сама виновата.
Поднимаюсь с кровати, зажигаю в каморке свет и, вынув полотенце и свежую пижаму из шкафа, приоткрываю дверь и прислушиваюсь.
Дом спит, только по традиции откуда‑то издалека доносится еле слышный бубнеж работающего телевизора. Это, наверное, суслик передачу «Мир дикой природы. Эти загадочные сурикаты» смотрит.
Выхожу из каморки и, быстро переставляя ноги, шагаю к общей ванной. Запираюсь изнутри, быстро скидываю одежду и залезаю в душевую кабину. Остатки ночного кошмара стекают мыльной водой в слив. Дышать становится легче.
Моюсь, стараясь не намочить волосы, вытираюсь насухо и надеваю чистую одежду. Затем, повернув замок и открыв дверь, снова замираю и, не услышав ничего подозрительного, выскальзываю из ванной.
Делаю два шага по направлению к своей каморке и резко останавливаюсь. Из комнаты напротив начинают доноситься очень недвусмысленные звуки – скрип матраса и утробные стоны горничной.
– А‑а‑а‑а… Ад‑а‑а‑ам… еще! Еще!.. Только не останавливайся!.. Умоляю!
Воздух застревает в бронхах плотным комком, кожа вмиг покрывается испариной.
Черт!.. Они там что… трахаются?!
– Да!!! Да, Ад‑а‑ам!.. Еби меня!.. Еби!
Ее голос напоминает рыдание сумасшедшей. Становится жутко. Волосы на моем затылке начинают шевелиться. Что же он там с ней такое делает, если она так вопит?
Смочив пересохшее горло слюной и облизав губы, я тихонько приближаюсь к двери комнаты и слышу его грубый приглушенный голос:
– Рот закрой! Ты че орешь?!..
Она слушается, кричать во все горло перестает, но продолжает мычать и будто плакать. Ей так хорошо или так плохо?..
Проведя рукой по влажному лбу, делаю еще один крохотный шажок, но в это мгновение дверь распахивается, и я едва не впечатываюсь в обнаженную грудь Литовского.
Ужас накатывает лавиной. Я не успеваю сориентироваться и взвизгиваю от страха.
– Адам! Что случилось?! – пищит из комнаты Карина.
Он молча захлопывает дверь за своей спиной и, схватив за лямку майки, толкает меня к стене. Мои колени подгибаются, и я едва не валюсь на пол.
Не дает, удерживая ткань пижамы в кулаке.
– Ты охуела в край, я смотрю.
Я мотаю головой, не в состоянии вымолвить ни слова.
Он почти голый. Кроме трусов, на нем ничего нет. От него пахнет немного потом и тем, чем они там сейчас занимались. От него пышет жаром, агрессией, и чувствуется проблема с контролем. Его ярость пробирает до спинного мозга.
– Шпионишь за мной? М?..
– Нет… я нет…
– Нет? Случайно мимо проходила? В три ночи?..
– Да, – часто киваю.
– Подвернула ногу и ухом на дверь упала?
– Да! – понимаю, что сказала и жалобно всхлипываю, – То есть, нет! Нет!.. Я в душе была.
Указываю взглядом на прижатое к груди полотенце. Он видит его, но я понимаю, что попалась за подслушиванием, и убедить его в обратном уже ничто не сможет.
– Так и шла бы мимо… Или…
Он стоит так близко, что моего плеча то и дело касаются волоски его груди. Каждый раз я вздрагиваю и срываюсь на дрожь.
– Да, я просто шла мимо.
– Или хочешь на ее место?
