Не смотри назад

Он молчит, и Роуз чувствует укол вины.

– Я согласен подождать, – говорит Люк спустя несколько мгновений.

Сердце у Роуз сжимается. Энн‑Мэри как‑то раз объяснила ей: если строить из себя недотрогу, мужчины будут добиваться тебя еще настойчивее.

Но она ничего из себя не строит, возразила тогда Роуз подруге.

Она смотрит на одинокую бутылку водки у себя в корзине. Суши и чизкейк на одного.

– Что вы делаете послезавтра? – спрашивает она.

Помолчав, он отвечает:

– Веду вас выпить.

Роуз улыбается.

– Вы уверены? – уточняет она. – У вас не запланировано никакого семейного мероприятия? Послезавтра День подарков…

– Уверен, – отвечает он. – Если говорить начистоту, ненавижу Рождество. Вот дерьмо. Зачем я это сказал? Теперь вы будете думать, что я старина Эбенизер Скрудж. Наверное, мне стоит заткнуться.

– Необязательно. Я вас не осуждаю.

– Могу я спросить, почему вы передумали?

– Наверное, из‑за Рождества.

Он молчит, а потом начинает смеяться.

– Хо‑хо‑хо, – воспроизводит он приветствие Санта‑Клауса.

– Отправьте мне подробности эсэмэской, – говорит Роуз и вешает трубку.

И смотрит на темный экран.

Ей хочется перезвонить ему и сказать: беги. Беги без оглядки. Держись подальше. От меня одни проблемы.

Но Роуз не хватает решимости.

Хоть раз в жизни она поступит эгоистично. Ради себя самой.

 

Остров Святой Терезы

Люк смешивает два джина‑тоника, а Роуз сидит на кровати.

Гостиница не того сорта, чтобы в номере оказался мини‑бар. Он купил алкоголь и тоник в минимаркете в ближайшем переулке. Взял еще хлеба, сыра, воды и фруктов, так что некоторое время можно попросту не выходить из номера.

Им нужно время на разработку стратегии.

Как обычно поступают супруги, если жена кого‑то убила и труп лежит в квартире мужа в другой стране?

Люк отдает Роуз напиток, мимолетно удивляясь, что рука совсем не дрожит. Как будто у него все под контролем. Ничего подобного Люк не чувствует. Он чувствует тошноту и панику, да и давление наверняка подскочило по сравнению с сегодняшним утром.

– Вряд ли мне стоит пить, – замечает Роуз. – Тут нужна ясная голова.

– Если ты не будешь, мне придется выпить оба, – возражает Люк.

Они испытующе смотрят друг на друга из‑за стаканов, потом Роуз поднимает свой к губам и отпивает глоток.

Люк делает то же самое.

– Послушай, – говорит Роуз, – мне понятны твои чувства. И поверь, я очень их ценю. Даже не могу выразить насколько. Такое облегчение, что ты на меня не злишься. Я, конечно, удивлена, но мне действительно легче. Но, Люк, ты не обязан жертвовать собой. Ты меня любишь, я знаю. Значит, навещай меня в тюрьме, что ли, – она невесело смеется, – если меня поймают. Но я и так многого от тебя требую. Лучше брось меня. Я должна справиться сама.

– Значит, таков твой план? Пуститься в бега?

Роуз гипнотизирует взглядом изношенные простыни, когда‑то белоснежные, а теперь сероватые после сотен циклов вращений в промышленной стиральной машине. Да, совсем непохоже на роскошную виллу, думает Люк.

– Я не могу сесть в тюрьму, – говорит Роуз. – Мне не хватит твердости характера выдержать заключение.

– Роуз, я последую за тобой повсюду.

– Да господи боже! – Роуз вскакивает с кровати и со стуком ставит стакан на туалетный столик, расплескивая коктейль. – Мы познакомились девять месяцев назад, Люк. И для меня это… слишком быстро. И просто слишком. Я не жду, что ты будешь находиться рядом. Нам… нам вообще не стоило жениться.

– Разве мы не оставили этот этап позади? – напоминает Люк.

Оставили. Три месяца назад, когда он попросил ее руки.

«Мы знакомы всего полгода», – сказала она тогда. «Это неважно, – ответил он. – Мы оба знаем, к чему все идет. Я знаю, чего хочу. Я хочу тебя».

Что же она ответила? «Я боюсь, что ты хочешь меня защитить. И принимаешь это стремление за любовь».

«Нет, – возразил он. – Я люблю тебя и при этом хочу защитить».

Пусть пройдут месяцы, годы, его чувства останутся неизменны.

– Ты так много сделал для меня, – говорит Роуз, глядя в потолок. – Я не могу перестать об этом думать. Ты оказался… не таким, как я ожидала. Пожалуйста, воспользуйся шансом. Брось меня и не возвращайся.

– Я пущусь в бега с тобой.

Роуз вздыхает, наполовину устало, наполовину раздраженно.

– Но я этого не хочу!

– Мы обменялись клятвами. В горе и в радости.

– Боже, Люк. Никто больше не принимает брачные клятвы всерьез!

– Я принимаю.

Роуз умолкает. Они смотрят друг на друга.

В дальнем уголке сознания Люка возникает вопрос.

Когда он говорил «навсегда» или «в богатстве и в бедности», то имел в виду именно это. А что для Роуз значили ее клятвы?

Но он напоминает себе, через что ей пришлось пройти. Не сейчас, а вообще в жизни. Что с ней сделали. Понятно, почему она не желает давать обещаний оставаться с кем‑то навеки, что бы ни случилось.

Он заставил ее зайти дальше, чем она хотела, разве не так? Подталкивал к тому, чтобы она полюбила его с той же страстью, настоял на браке, когда они едва были знакомы.

Из них двоих он был более уверен в себе.

Роуз смотрит на свои пустые руки, только сейчас осознав, что стакана с джином‑тоником в них больше нет.

Люк отдает ей свой.

Над их головами начинает гудеть люминесцентная лампа. Окно открыто, кондиционер не справляется, и слишком поздно до Люка доходит, что жужжит не лампа, а насекомое.

Он встает и закрывает окно, пока Роуз залпом допивает его джин.