Нелюбимая жена доктора Багирова
– Где ты был? – выдыхаю, с трудом разлепляя пересохшие губы. Голос дрожит, выдавая всю ту бурю, что бушует внутри.
– Задержался на работе, – упрямо повторяет он.
Смеюсь. Горько, зло, отчаянно. Смеюсь над собой, над своей наивностью, над этим ужином, над этими свечами, над этой уткой, которая теперь кажется мне символом моей обманутой надежды.
– На работе? И женские духи теперь там раздают вместо премии? – язвительно бросаю я, чувствуя, как слезы подступают к глазам.
Ну что за день, а?
– Какие духи, Рори, ты о чем? – он обнюхивает себя, приподняв руку. – Не чувствую ничего.
– С кем ты был?
– Прекрати меня допрашивать. Возможно я пахну пациенткой, сейчас приму душ, и всё будет нормально.
– Нормально? То есть я ждала тебя весь вечер, а ты приходишь весь благоухающий и делаешь вид, что это норма?
– Рори, пожалуйста, не начинай. Я понимаю, что ты расстроена, но давай не будем устраивать сцены из ничего. Я действительно был с пациенткой, у которой тяжелая депрессия. Десять лет бесплодия. Она три часа проплакала у меня в кабинете, естественно, я пропитался ее духами.
– Может ты еще и утешал ее в объятиях? – уточняю язвительно.
– Не говори ерунды. Всё, я в душ, – он пытается поцеловать меня в лоб, но я отшатываюсь.
Пожав плечами, Тагир уходит в ванную комнату, а я остаюсь наедине со своими мрачными мыслями.
Изменяет ли мне муж?
Не знаю.
Я ревнива и знаю все свои минусы. Но как его можно не ревновать? Я же вижу, как на него реагируют женщины! Молодой, симпатичный доктор. Жаль только, что женат. На мне. Серой мышке.
Смотрю на свое отражение в темном стекле окна. "Серая мышка" – это, конечно, самобичевание, но доля правды в этом есть. Я всегда старалась быть незаметной, не привлекать лишнего внимания. В школе тихоня, в университете – прилежная студентка.
Тагир же полная мне противоположность. Яркий, общительный, душа компании. Неудивительно, что его обожают пациенты, коллеги и вообще все.
Но от этой мысли становится только хуже. Я представляю, как он улыбается своим пациенткам, как они заглядывают ему в глаза, стараясь задержать взгляд хоть на секунду дольше положенного.
И каждый раз, когда он задерживается на работе, у меня в голове рисуются картины его флирта с какой‑нибудь молодой медсестрой или пациенткой.
Глупо, знаю, потому что к нему приходят замужние женщины, которые хотят родить ребенка с помощью ЭКО, а медсестер, рискнувших увести у меня мужа, в нашей клинике точно нет.
Но ревность словно яд, который медленно, но верно отравляет наши отношения. Я это понимаю, но справиться с собой не могу.
Страх потерять его, страх, что он выберет кого‑то лучше и красивее меня, парализует.
Вода в душе выключается. Слышу, как Тагир выходит из ванной, напевая что‑то под нос. Свежий, пахнущий гелем для душа, он кажется таким далеким и недосягаемым.
Смотрю на него и понимаю, что люблю его до безумия. И именно эта любовь делает меня такой уязвимой.
Он подходит ко мне и обнимает за плечи.
– О чем задумалась? – спрашивает муж.
– Ни о чем, – отвечаю я, прижимаясь к нему.
Может быть, я просто накручиваю себя.
Может быть, все мои страхи беспочвенны.
Может быть, он действительно любит только меня.
Не любил бы – не женился, ведь так?
– Накормишь? У меня уже слюнки текут от вкусных запахов.
– Я уже убрала утку в холодильник.
– Так достань ее и разогрей. Я голоден, Рори. Иначе съем тебя, – шутливо кусает меня за плечо.
Хихикнув, повторно накрываю на стол и молча удаляюсь в спальню. Муж и не просит меня остаться, посидеть с ним. Уже уткнулся в телефон и дважды пропустил мой вопрос. Вот пусть теперь ужинает в одиночестве!
****
Солнце еще не пробилось сквозь плотные шторы, а в кухне уже слышен тихий звон ложки о керамическую кружку.
Это мой муж колдует над утренним кофе. Уже два года каждое наше утро начинается с этого ритуала. Он знает, как я люблю: немного корицы, капля меда, молоко, взбитое в нежную пену. Этот кофе, приготовленный его руками, будто гарантия хорошего дня.
Я прикрываю глаза, вдыхая аромат, и улыбаюсь, предвкушая этот маленький, но такой важный момент. Без его утреннего кофе день не начнется.
Тихонько пробираюсь на кухню, застываю в проеме и краем глаза цепляю что‑то блестящее в руках мужа, которое затем прячется в его пиджаке. Тагир размешивает мой напиток и поворачивается. В его глазах мелькает паника.
– Твой кофе, дорогая, – говорит он, натянув улыбку. – Доброе утро. Как спалось? – целует в щеку.
– Спасибо, – принимаю из его рук мою любимую зеленую чашку. – Мне всю ночь снились какие‑то дикие сны.
Вкус напитка кажется немного странным, словно с едва уловимой горчинкой. Я списываю это на усталость, на недосып, на разыгрывавшуюся фантазию. Не яд же он мне подсыпает, в самом деле!
Тагир отворачивается, чтобы ответить на звонок, а меня словно что‑то толкает. Необъяснимое, липкое чувство тревоги заползает под кожу. Я знаю, что это неправильно, что это нарушение личного пространства, но не могу остановиться.
Мои пальцы дрожат, когда я роюсь в кармане его пиджака, висящего на спинке стула. И вот… блистер. Маленький, белый, зловещий. Противозачаточные таблетки.
Мир вокруг меня словно замирает. Звон в ушах заглушает все остальные звуки.
Противозачаточные таблетки?!
Значит… Значит, все эти два года… все наши попытки… вся моя боль от осознания, что я не могу забеременеть… Все это – ложь? Он все это время меня обманывал?!
Сердце бешено колотится в груди, готовое вырваться наружу. Воздух словно сгустился, мне нечем дышать.
Я смотрю на Тагира, вернувшегося с разговора, на его улыбающееся лицо, и не узнаю его. Как я могла не замечать? Как я могла быть такой слепой? Как он мог так поступить со мной?
Вопросы роятся в голове, словно потревоженный улей. Боль, обида, ярость – все смешалось в один жгучий ком.