Неправильный диверсант Забабашкин

Конечно, расстояние между ними было достаточно большим, но, думаю, причина там в другом. Очень вероятно, что в колонне не знали, что конкретно происходило на аэродроме. Вполне возможно, они не подозревали о захвате нами «итальянца». Также, скорее всего, не знали они и о судьбе генерала, и это сыграло нашим на руку – наши беспрепятственно взлетели. Теперь оставалось только надеяться, что и в дальнейшем им улыбнётся удача и угнанный самолёт без приключений достигнет нашего аэродрома.

Теперь нужно было решить, как выжить в сложившейся обстановке тем, кто остался. Но я не хотел впадать в уныние, а, наоборот, старался найти в себе силы для оптимизма.

«Ранее разработанный нами план по захвату аэродрома сработал? Сработал. Значит, планировать и исполнять задуманное мы вполне себе можем. Мы остались одни? Ну и ладно. Ведь мы живы, следовательно, у нас вновь есть шанс на спасение. Мы и не из таких передряг выбирались. Главное, наши люди спасены. Клубничка спасена. Раненые выживут и, встав на ноги, сумеют отомстить за нашу гибель. Впрочем, зачем себя заранее хоронить? Раз мы живы, то можем сражаться! А стало быть, будем бить врага и дальше!» – глядя на серое небо, обещал я не то мирозданию, не то самому себе.

Из размышлений меня вывел голос Воронцова.

– Забабашка, ты чего там сидишь? Слезть, что ль, не можешь? Давай скорее! Пора отсюда уходить!

Я посмотрел вниз.

Два красноармейца и красный командир усталыми глазами смотрели на меня.

– Слезаю, – произнёс я и на прощание глянул на колонну.

Бронетехника противника к этому времени приблизилась к строениям и остановилась. Из следовавшего в колонне вторым бронетранспортёра выбежали несколько автоматчиков и забежали в двухэтажное здание.

– Ах ты, гад! – неожиданно для себя прорычал я и нажал на спусковой крючок.

Раздался выстрел.

– Лёшка! Ты что творишь?! – тут же крикнул Воронцов. – Они же нас засекут!

– И так увидят, по машине, – заметил Садовский.

– Не везёт так не везёт, – вздохнул Апраксин, держась за рану на груди.

– Слезай давай! Валим отсюда! – вновь крикнул чекист.

Я кивнул, закинул ружьё за спину и стал спускаться, пытаясь понять, почему выстрелил. Но в голове был сумбур, и навести в мыслях порядок оказалось совсем непросто. Не мог понять, почему именно я произвел, по сути, ненужный, более того – вредный, демаскирующий нас выстрел, поэтому сейчас мне очень хотелось разобраться в себе.

И когда я спрыгнул на траву, ко мне пришло осознание, что, а точнее, кого только что увидел.

– Так почему ты стрелял? – переспросил Воронцов.

– Потому что, товарищи, там, среди машин, в немецкой офицерской форме ходил гад, предатель и сволочь по фамилии Зорькин!

– Неужель взаправду он? – удивился Садовский.

– Да, – подтвердил я.

– Значит, жив курилка?! – расстроенно проскрежетал Апраксин.

– Об этом после поговорим. А сейчас уходим! – скомандовал Воронцов, не дав дискуссии разгореться.

Никто с этим спорить не собирался. Немцы в любой момент могли нас заметить, так что мы быстрым шагом направились вглубь леса.

Действительно, сейчас был не самый подходящий момент, чтобы обсуждать все перипетии, связанные с тем предателем и шпионом. У нас имелась более важная и сложная задача. Нам вчетвером предстояло выжить, без еды и без медикаментов. А если ко всему прочему добавить тот факт, что вооружены были только трое из нас, ибо ко мне на выручку тяжело раненный Апраксин ринулся, даже не взяв с собой оружия, то ситуация совсем аховая.

– Садовский, ты идёшь первым. За тобой Апраксин, потом Забабашкин и последним иду я, – определил наш походный порядок чекист.

– Может быть, я всё же пойду последним? Прикрывать вас буду, – предложил Апраксин.

Его предложение было не совсем адекватным. Особенно учитывая то, что у него даже оружия не имелось. Поэтому даже рассматривать его заявление не стали. Приказ получен, вот и пошли.

Идти оказалось тяжело. Люди в группе находились уставшие, вымотанные и почти все имели множественные ранения. Апраксин – так тот вообще был еле‑еле живой, поэтому ничего удивительно в том, что он первым начал просить устроить небольшой привал. К тому же он очень переживал, что у него в руках кроме палки нет ничего, и всякий раз напоминал об этом.

– Мужики, ну дайте вы мне кто‑нибудь оружие. Я старый красноармеец, как мне без оружия быть?

Однако никто менять свой арсенал на палку не спешил. Тем более что Апраксин был тяжелораненый и в случае опасности вряд ли мог полноценно, на все сто процентов, участвовать в бою.

Мы шли на север, стараясь как можно дальше уйти от аэродрома, но сделать это оказалось совсем нелегко. Апраксин серьёзно замедлял группу, и в какой‑то момент у нас даже возникла мысль сделать носилки и нести его. Но старый боец отмёл эту идею, сказав, что пока может идти сам – будет идти.

До вечера углубились в лес километров на десять, зайдя в болотистую местность. Вероятно, из‑за дождей вся территория была подтоплена, и нам приходилось искать путь и пробираться по возвышающимся над водой холмикам и полоскам суши.

В лесу всегда темнеет очень быстро, и вскоре стали спускаться сумерки. После небольшого совещания решили сделать привал. Конечно, благодаря мне, а точнее, моему необычному умению видеть в темноте как днём, мы могли бы продолжать идти и вечером, и ночью. Но тут дело было в том, что группе идти по болоту в тёмное время суток гораздо опаснее, чем в светлое. Мои товарищи такого зрения, как я, не имели и запросто могли оступиться, споткнуться и при падении повредить ногу и ещё что‑нибудь. К тому же за столь долгий и тяжёлый день все мы неимоверно устали, и нам действительно требовался отдых.

Нашли более‑менее удобный клочок земли, на котором лежало поваленное дерево и валялась пара пней, и расположились на ночлег.

По той же причине – умению видеть ночью как днём – первым дежурить вызвался я.

– Всё одно сейчас не засну.

– Хорошо. Тогда через два часа буди меня. Потом Садовский будет караулить, а потом уже видно будет. Если успеем отдохнуть, то под утро пойдём дальше, а если нет, вновь по два часа подежурим.

– А я? – закашлялся Апраксин. – Вы что меня‑то со счетов сбрасываете? Думаете, я не смогу?

– Верю, сможешь, Роман Петрович, но тебе лучше отдохнуть и набраться сил, – как можно более деликатно объяснил чекист.