Неправильный лекарь 4

– Это что за произвол!? – его голос резал по ушам, как болгарка по металлическому профилю. – Вы что себе позволяете!? Да я на вас в суд подам! Вы тут все у меня сядете!

Понятно. Просто так это всё не закончится. Какой из голубых кристаллов на медальоне надо тронуть пальцем, я запомнил хорошо и сделал это незамедлительно. Потом протянул поганцу руку, якобы для рукопожатия.

– Приношу вам свои извинения, с этого момента мы всё будем делать так, как вы скажете, – самым елейным голосом и с милейшей улыбкой произнёс я.

Бунтарь на пару секунд задумался, переводя взгляд то на меня, то на мою руку. Потом всё‑таки принял решение.

– Вот то‑то же! А то устроили тут! – уже тише проскрежетал он и пожал мне руку.

Болван. Его продолжало потряхивать до тех пор, пока я не отцепил его пальцы от своей руки. Я подхватил обмякшее тело под мышки и посадил в угол. Пусть посидит отдохнёт.

– Скорую вызвал? – первым делом спросил отец, появившись на пороге.

– Не успел, этого успокаивал, – показал я пальцем на мирно посапывающего сына пациентки.

– Нокаут? – удивился отец.

– Медальон, – улыбнулся я. – Я наконец‑то прочитал инструкцию. Сегодня вечером и вам расскажу, полезная штука.

– Понял, – хмыкнул отец. – Сам в скорую позвоню. Вы одевайтесь пока, вместе поедем.

– Принял, – ответил я и потянулся за висящим в шкафу пальто. – Мам, я схожу пока за твоим пальто.

– А если этот придурок придёт в себя и снова начнёт бунтовать?

– Я по пути к Юдину загляну, пришлю в поддержку.

 

В Обуховскую больницу мы поехали на двух машинах. Мама вместе с пациенткой в машине скорой помощи, так и не убирая пальцев с её висков. Я, отец и начавший приходить в себя смутьян – на нашей семейной в пассажирском салоне. Это наверно был первый раз, когда отец не сел рядом с водителем. Как он сказал, чтобы помочь если что справиться с буйным родственником. Я так подозреваю, что причина другая – посмотреть на эффект медальона, если родственничек снова будет качать права.

Прямо на пороге приёмного покоя нас встречал не Захарьин, как я предполагал изначально, а Гааз Анатолий Венедиктович. Я знаю, что он Захарьину особо не уступает, но почему‑то думал, что он будет вторым номером, а не первым. К тому же он до сих пор оставался для меня тёмной лошадкой и не был ни доброжелателем, ни явным противником. Не знаю почему, но именно потенциальным противником я его видел с большей вероятностью.

– Молодец, Склифосовский, – хрипловатым голосом приветствовал мэтр, услышать от него похвалу для меня было полной неожиданностью. – Сам догадался?

– Сам, – кивнул я. – Она очень плоха, нам не потянуть.

 

 

Конец ознакомительного фрагмента