Неправильный лекарь

Когда я забирался на высокое ложе, проигнорировав придвинутый невысокий табурет, в ране кольнуло, но не сильно. Зато появилась болезненность, когда отец приложил к ране руку. Илья стоял в дальнем углу, наблюдая со стороны, словно ждал реакции учителя на свою работу. И дождался.

– Ты его подлатал? – недовольно спросил отец, не оборачиваясь.

– Да, ваше сиятельство, – проблеял парень, уже морально подготовившись на всякий случай к основательной трёпке вместо поощрения.

– Расслабься, вполне неплохо для начинающего, – успокоил его отец, что сопровождалось вздохом облегчения там в углу. – Кровотечения нет, рана заросла не полностью, но теперь всё в порядке. А ещё остался порез на лёгком. Хорошо, что нож прошёл вскользь, рана поверхностная. До левого желудочка совсем немного не достали. Сейчас я всё исправлю, но надо немного потерпеть, Борис Владимирович уехал в своё загородное имение, уже не будем его беспокоить.

Я молча кивнул, хотя не понял, при чём здесь некий Борис Владимирович, может анестезиолог? Отец глубоко вдохнул, закрыл глаза и под его рукой где‑то внутри грудной клетки сильно зажгло, заставив меня зажмуриться и стиснуть зубы. Показывать свою слабость стоном я не буду, хоть и очень хочется. Я физически почувствовал, как от горячей ладони в меня входят потоки энергии, как они с усилием просачиваются через плоть. Что‑то подобное уже было, когда Илья меня лечил в той несчастной подворотне, только тогда было намного слабее. Ну, вполне ожиданно, раз друг называет себя новичком, отец‑то уже опытный лекарь, с солидным стажем.

Воздействие на рану продолжалось несколько минут, в течение которых я взмок, несмотря на то, что здесь было прохладно. А ещё, кажется, прокусил губу. Когда Склифосовский убрал руку, мы оба вздохнули с облегчением. Хоть и не так, как у моего пухлого друга, но лоб у него тоже покрылся испариной. Видимо для него это тоже не такая уж лёгкая задача. Или, что более вероятно, просто устал уже за день, это нормальное человеческое свойство.

– Полежи пока немного, – сказал устало отец и направился к раковине, чтобы помыть руки и умыться. – Я пришлю за тобой Виктора Сергеевича, он отведёт тебя в твой кабинет, переночуешь там под его чутким присмотром, а завтра уже видно будет. И о том, что произошло поговорим тоже завтра, и тебе и мне надо отдохнуть.

– Как скажешь, пап, – ответил я, даже не собираясь возражать.

Отец бросил на меня странный взгляд, вытер руки и лицо одноразовым полотенцем и вышел из манипуляционной. Мы с Ильёй остались одни. Друг подошёл ко мне и осторожно взял за руку, словно я его старый больной отец, лежащий на смертном одре.

– Повезло тебе, что он не стал сегодня разборки устраивать, – сочувственно покачал он головой и подмигнул. – А завтра будет новый день, за ночь отойдёт немного. Ты ж знаешь, что человек он не злой. Горячий, вспыльчивый, но отходчивый. Но вляпался ты конечно знатно.

– Да что я такого сделал‑то? – с трудом сдерживая раздражение спросил я. Все эти загадки уже в печёнке сидят. Время идёт, а ясности никакой не прибавляется.

– Блин, опять забыл, что у тебя ретроградная амнезия, – хлопнул себя по лбу Илья, отчего его очки перекосились ещё больше, чем обычно. – Тогда выбрось пока всё из головы, отдыхай, утро вечера мудренее. А я с твоего позволения домой побегу, а то меня уже матушка разыскивает, у нас там какой‑то званый ужин сегодня. Опять небось с какой‑нибудь дочкой подруги знакомить будет, будь они неладны.

– Не хочешь жениться? – улыбнулся я с интересом наблюдая за переменчивым выражением его лица. Сейчас он тяжко вздохнул и завёл глаза к потолку. Не хватало только языком поцокать.

– Да жизнь только начинается, какая на фиг женитьба? – простонал он. – Ещё столько всего надо сделать, столько изучить, столького достичь. Будь моя воля, я бы в больнице круглосуточно торчал, чтобы для начала твой уровень освоить, а потом и дальше развиваться, а мне за месяц всего пару дежурств твой батя даёт. Я же прекрасно понимаю, что это матушка ему накапала, что я устаю сильно и неправильно питаюсь, вот он и не ставит меня дежурным чаще, чем два раза в месяц. Можно подумать, я смогу похудеть, если каждый вечер буду завтракать и ужинать дома. Ты же помнишь, как у нас стол накрывают? А ещё попробуй не отведать какое‑нибудь новое блюдо, силком затолкают. Ну вот, тут бежать надо как можно дальше, тогда будет шанс.

– Тебя твоя полнота волнует? – спросил я.

– Меня‑то в принципе всё устраивает, – махнул он рукой. – Больше раздражают насмешки, пренебрежение девчонок из разряда тех, что мне нравятся. Твои регулярные подколы по поводу моего толстого зада тоже не внушают оптимизма.

– И что я говорил про твой зад? – удивился я. – Ну не булки спортсмена, конечно, но вполне гармонирует с твоей фигурой, ничего примечательного.

– Опять ты начинаешь? – настороженно спросил он, вопросительно глядя в глаза. Видимо привык находить подвох в каждом слове.

– Успокойся, ничего я не начинаю, – ответил я, спокойно встретив его взгляд и мирно улыбаясь, – говорю совершенно искренне. А если ты очень хочешь это как‑то изменить, обещаю тебе помочь.

– Опять заставишь в пять утра туда‑обратно по Невскому бегать? – всё ещё не верил в мои благие намерения Илья.

– А что, уже было?

– К сожалению, да. Ну всё, я ускакал, до завтра!

– До завтра, – ответил я, но дверь в этот момент уже закрывалась.

Я остался в манипуляционной один. Самочувствие вроде вполне терпимое, можно встать и идти, но, раз отец сказал дождаться некоего Виктора Сергеевича, значит так и будет. Мне один хрен торопиться некуда, да я и понятия не имею, где находится мой кабинет, по‑любому теперь ждать. А ещё как‑то не очень хорошо ходить по коридорам принадлежащего семье учреждения по пояс голым. Мою испорченную одежду давно унесла санитарка, а здесь я даже халата запасного нигде не увидел.

Не успел я как следует погрузиться в свои мысли и переживания по поводу непростой ситуации, в которой я оказался, как приоткрылась дверь и в манипуляционную вошёл тот самый старик с тросточкой. Пока что это второй человек в этом мире, в глазах которого я увидел тепло и сочувствие. Первым, как вы уже поняли, был мой закадычный друг Илья Фёдорович Юдин.

– Ну как ты, Саш? – спросил он, закрывая за собой дверь. Это прозвучало настолько по‑семейному, по‑домашнему, что моя предварительная симпатия к этому человеку утвердилась, как гранитная опора Литейного моста.

– Главное жив, – улыбнулся я ему, – и почти здоров.

– Ну, насчёт здоров, пока спорный вопрос, – грустно улыбнулся Виктор Сергеевич. Я был уверен, что именно про него и говорил отец, значит имя мне уже известно. – Мне тут Илюша на бегу успел кое‑что поведать, но больше надеюсь от тебя узнать. Ты хоть меня‑то помнишь?

– Нет, к превеликому моему сожалению, – сразу признался я. Водить этого человека за нос мне совсем не хотелось. Раз так вышло, то лучше познакомиться заново без фиги в кармане и скрещенных пальцев за спиной. – Но, если я ничего не путаю, то Вас зовут Виктор Сергеевич, Вы работаете в клинике моего отца, и Вы сегодня дежурите.

– Пока всё верно, Саш, – кивнул он. В глазах появился интерес и надежда. – Сам вспомнил или вычислил?

– Догадался.