Несбывшаяся жизнь. Книга первая
Лиза плелась по улице, и на душе было черно и страшно. Она плакала, не замечая, как капли холодного дождя смешиваются с солеными слезами – не разберешь, где дождь, а где слезы…
Это она виновата. Она довела мам‑Нину до такого состояния. А если мам‑Нина…
Ой, нет! Этого Лиза себе никогда не простит. Не сможет жить дальше. Какая это жизнь, если из‑за тебя ушел человек? Человек, который отдал тебе все?
В тот день она дала себе слово: больше никаких вопросов. Ничто не стоит здоровья близкого.
Кто у нее есть на этом свете, кому еще она нужна?
* * *
Новый год встречали как всегда – вчетвером. Полечка наделала разной вкусноты: сварила холодец, нарезала оливье с колбасой, сделала селедку под шубой, напекла пирожков. И все – объедение! А мам‑Нина купила шампанское, торт и конфеты.
Смотрели по телевизору «Голубой огонек», обсуждали певиц и актрис, сплетничали, болтали и к двум часам разошлись.
В тот год девочкам впервые разрешили попробовать шампанского.
Ритка говорила, что от него клонит в сон, а Лиза наоборот – так и пролежала всю ночь, кувыркаясь и ворочаясь. От обилия еды ныл живот, во рту было сладко, а на душе муторно, не празднично… Так и промучилась, пока за окном не начало светать…
А перед сном подумала: «Да какая мне разница, что там произошло? Какая она – моя мать, кто мой отец? У меня есть моя мам‑Нина, которая растит меня, поит и кормит. И любит так, как умеет. А на остальное мне плевать».
* * *
Экзамены за восьмой класс Лиза сдала успешно.
Практика – мытье школьных окон и покраска кабинета биологии – прошла, и в конце июня наступило время каникул.
Обычно они с мам‑Ниной ездили в какой‑нибудь дальний дом отдыха: ей, как матери‑одиночке, давали на работе путевки. В основном это было дальнее Подмосковье, Тверская или Рязанская область, – но однажды путевка была под Тулу.
Казалось бы: и Тула – не ближний свет, и дом отдыха так себе – старый и обшарпанный… Но где‑то совсем рядом была Ясная Поляна. Лиза садилась на автобус и доезжала до усадьбы. Бродила по дому‑музею, по яснополянскому парку, по яблоневому саду. Сидела на любимой скамейке графа Льва Николаевича, разговаривала с ним и была совершенно счастлива. А вечером, перед сном, читала «Анну Каренину», «Воскресение» и «Детство».
Переписывались с Риткой.
Ритка с Полечкой отдыхали на Рижском взморье. Ритка писала, что прям как «в загранице».
«На улице чисто, в кафе подают взбитые сливки, народ одет потрясно, и на улицах видели саму Быстрицкую и актера Тихонова – такие красавцы! Правда, море холодное, но ерунда же».
«Откуда ты знаешь, как за границей? – отвечала Лиза. – Где ты ее видела? В „Клубе кинопутешествий“?»
Но Лиза скучала по Ритке. Пусть они и цапаются, и обижаются друг на друга, а все равно – самые близкие подруги.
Лиза была счастлива вернуться в Москву: прохлада, родной дом, свои книги, своя чашка, и во дворе рябина зацвела. Мам‑Нина на работе, и Лиза дома одна. Хочешь – валяйся и читай, хочешь – сбегай за мороженым, а потом уже валяйся и читай. Хочешь – иди в кино на французскую кинокомедию с Луи де Фюнесом.
Через неделю вернулись с курорта соседки. Жизнь стала еще прекраснее – свобода, но теперь вдвоем с Риткой! Валялись на диване, ели конфеты и смотрели журналы мод, которых у Полечки была куча. Вместо обеда съедали по целому брикету пломбира за сорок восемь копеек, густо поливая его вареньем из черной смородины. Варили настоящий кофе, к которому Ритка пристрастилась в Прибалтике. В общем, что может быть лучше каникул и свободы? Правильно – ничего.
* * *
Мам‑Нина уставала. Приходила с работы и тут же ложилась. Поспит часик, отдохнет – и давай бурчать и поучать. Но под монотонный звук программы «Время» тетка опять засыпала. Лиза укрывала ее одеялом и уходила к себе в будуар читать.
Книги брала в районной библиотеке – свои читаны‑перечитаны, а у соседей только журналы мод.
Однажды не удержалась и заглянула под подоконник. Конечно, писем там не было: тетка их уничтожила. Додумалась бы раньше – и Лиза никогда бы не узнала про них, не страдала б от неизвестности.
В десятом классе стали думать о будущем.
Лиза мечтала о медицине: стетоскоп, белый халат, строгий умный вид. Врач – профессия уважаемая. Ритка никуда не хотела.
Полечка ругалась, называла дочку бестолковой и пустой, а Ритка смеялась:
– А что я, виновата? Какую родила! Ты сама‑то много институтов закончила?
– Я – дитя войны, – обижалась Полечка. – Тяну тебя, дуру, а толку? Одни тряпки и киношки на уме… В общем, пойдешь в институт, и точка!
Шустрая Полечка наняла репетиторов и стала искать очередные блаты, – чтобы, как она говорила, «засунуть свою ленивую бестолочь хоть куда, без разницы, но чтобы было образование».
Блат нашелся в Институте культуры, в обиходе Кульке.
Ритка ржала:
– Ого! Культур‑мультур! Теперь я буду культурная!
Но, услышав про библиотечный факультет, возмутилась и разобиделась.
– Ты куда меня засунуть решила? Я что, в библиотеке свою молодость буду просиживать? – орала Ритка. – Не буду! Я что, идиотка?
– Ах не будешь? – шипела Полечка. – Ну‑ну! Вот кормить и одевать перестану, тогда посмотрим. Будешь, как Лизка, голодранкой? Хочешь пустую картошку с капустой жрать? Этого хочешь? Это запросто! Это я тебе мигом устрою! – кипятилась Полечка. – Только у Лизки твоей красота имеется и башка на месте! А ты, что на себя ни напялишь, все одно – болонка безголовая!
Лиза случайно это услышала. И как ей стало обидно – «голодранка», «пустая картошка»! Зачем же так?
И опять стало жалко себя до слез.
Если бы у нее была мама… Мама, а не одинокая несчастная тетка.
