Неуловимая подача

– Я говорю это не из‑за предвзятого отношения, но тебе с ней повезло. Может, она и мой необузданный ребенок и не знает, что такое, черт возьми, тормоза, но, когда дело доходит до работы, она самый целеустремленный человек из всех, кого я знаю. Она сделает для твоего мальчика все.

Я запрокидываю голову.

– Да ладно, чувак. Давай отнесемся к этому серьезно.

– Я говорю серьезно. Поверь мне, Кай. Я знаю свою дочь. Если по какой‑то причине она когда‑нибудь даст тебе веское основание ее уволить, я сам тебе это предложу. Вот насколько я уверен в ситуации.

Храня молчание, я смотрю на него, пытаясь уловить хоть какой‑то намек на ложь. Возможно, я не знаю Миллер, может, и не доверяю ей, но Монти я доверю и собственную жизнь, и жизнь моего ребенка. И знаю, что он никогда не подвергнет Макса риску, даже если бы эта ситуация была ему выгодна.

Не могу поверить, что позволил ему себя уговорить, но я перед ним в долгу.

– У нее есть право только на один страйк[1], – говорю я, поднимая палец, чтобы подчеркнуть сказанное.

– Бейсбольные каламбуры, Эйс? Будь выше этого.

– Заткнись.

Он протягивает мне руку для рукопожатия.

– Один страйк, и она уходит!

– Ладно, это уже слишком.

Я вкладываю свою ладонь в его, но прежде чем успеваю отстраниться, он крепче сжимает ее, желая, чтобы я посмотрел ему в глаза.

– Я хочу дать тебе совет, сынок. Зная ее, могу сказать, что этим летом вы с Максом проведете лучшее время в своей жизни, но даже не думай к ней привязываться.

Я в замешательстве приподнимаю брови.

– Ты что, не заметил, в каких мы отношениях? – Я высвобождаю руку и указываю на дверь, через которую вышла Миллер.

– Заметил, и говорю тебе это не как ее отец, а как твой друг. Когда лето закончится, она уедет. Я до смерти люблю свою дочь, но она любит убегать, и последнее, чего она хочет, – это чтобы ее поймали.

Монти, конечно, знает меня достаточно хорошо, но последнее, чего я хочу, – это чтобы она осталась. На самом деле, если бы Макс не взрослел слишком быстро, я бы уже мечтал о том, чтобы лето поскорее закончилось.

– Поверь мне, Монти. Тебе не о чем беспокоиться.

Он неуверенно хмыкает.

Я встаю и придвигаю свой стул к столу.

– Увидимся на поле.

Я уже почти выхожу за дверь, когда он меня останавливает.

– И, Эйс, – окликает он, – держи свой член в штанах. Мы все знаем, какой ты чертовски плодовитый, а я слишком молод и дьявольски привлекателен, чтобы кто‑то звал меня дедом.

– Господи Иисусе, – фыркаю я, покидая его номер.

Кай

Макс издает невнятный звук, который, как я понимаю, означает «перекусить», и указывает в сторону кухни в моем гостиничном номере.

Я устраиваю его у себя на бедре.

– Хочешь пауч[2]?

Он снова указывает на кухню.

– Можешь сказать «пауч»? – подсказываю я, но он просто продолжает указывать в ту сторону.

Я беру фруктовое пюре с его любимым вкусом, отвинчиваю крышечку и позволяю ему есть самому, пока я ношу его по комнате, прибираясь перед тем, как Миллер придет, чтобы познакомиться с Максом.

– Вкусно, Букаш?

Он складывает свои крошечные губки.

В его словарном запасе по‑прежнему всего несколько слов, но я прихожу в восторг, когда слышу их. Еще более удивительно наблюдать, как он ест сам, хотя он делает это уже несколько месяцев. Может, это звучит пафосно, но небольшие изменения, которые я замечаю в нем по мере того, как он учится и растет, являются самыми волнующими моментами моей повседневной жизни.

И тут, как по команде, на меня наваливается опостылевшее разочарование. Я снова задаюсь вопросом, какие моменты я упустил за те первые шесть месяцев его жизни, когда даже не подозревал о его существовании.

Наверное, мне стоит его отпустить. Пусть посидит на своем детском стульчике или еще где‑нибудь, но в дни игр я всегда так чертовски нуждаюсь в нем. Мне неприятно осознавать, что я оставляю его одного на весь день. Мне недостает моментов, когда мы вместе ужинаем и ложимся спать. Так что да, вечерами, когда мне нужно выходить на поле, я немного напоминаю сам себе родителя‑вертолета[3].

Раздается стук в дверь, и я ловлю себя на том, что осматриваю комнату, чтобы убедиться, что все выглядит нормально, прежде чем открыть дверь дочери моего тренера. Но когда я распахиваю дверь, за ней меня ждет не Миллер, а мой братец.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, когда он заходит внутрь.

– Я слышал, новая няня – горячая штучка. – Он оглядывает гостиничный номер, наверное, в поисках нее. – И, слава яйцам, женщина.

– Не ругайся при моем ребенке.

Кого я хочу обмануть? Макса воспитывает бейсбольная команда. Ему уже доводилось слышать и кое‑что похуже.

– Прости, Максик, – говорит Исайя. – Слава черту. Так лучше, папочка? – Я закатываю глаза. – Так где же она?

– Откуда ты вообще знаешь о ней или о том, что она горячая штучка?

– Так, значит, она действительно горячая штучка? Я на самом деле этого не знал. Так, для красного словца ляпнул.

[1] Страйк в бейсболе – ситуация, когда бьющий (бэттер) не нанес удара при подаче. Если бэттер набирает три страйка, он покидает поле.

[2] Особый вид гибкой герметичной упаковки, представляющей собой плотный пластиковый, бумажный или многослойный пакет с донышком из того же материала, что позволяет упаковке в наполненном виде стоять вертикально.

[3] Родителями‑вертолетами психологи называют тех, кто чрезмерно опекает своих детей, следя за каждым их шагом.