Неуловимая подача

Каждый день она появляется в разных нарядах, обычно – с босыми ногами, но после того как я увидел в интернете ее профессиональную сторону, какая‑то часть меня почувствовала себя польщенной тем, что мы с Максом видим не столь известную сторону Миллер, какой бы дикой она ни была.

Ей нравится мой сын, а она пришлась ему по душе, и от этого она нравится мне еще больше.

После моей последней выездной игры я солгал, что, когда заканчивается матч, мне не нужно расслабляться. Не в этот раз. Сегодня вечером я играю уже седьмой иннинг, и у меня начало ныть плечо. Сомневаюсь, что завтра смогу рабочей рукой поднять Макса.

Поднявшись на верхний этаж нашего отеля в Хьюстоне, я прихватываю пару полотенец и направляюсь к бассейну на крыше, мне нужно сделать несколько кругов, чтобы остудить мышцы. Уже поздно, за полночь, и бассейн закрыт для посетителей, но раньше меня это никогда не останавливало. Я живу ради того, чтобы спокойно поплавать в одиночестве после игры.

Только сегодня я не один.

За ее спиной поднимается пар из соседней гидромассажной ванны, но она сидит, свесив ноги в бассейн. Стоит теплая июльская ночь, и летняя луна дает достаточно света, чтобы разглядеть ее очертания. Миллер в раздельном купальнике. Ткань темно‑зеленого цвета без бретелек прикрывает ее грудь, вырезы по бокам трусиков такие высокие, что открыт каждый дюйм ее бедер, которые мне так нравятся.

Она чертовски сногсшибательна, все оттенки бежевого и татуированная кожа блестят в лунном свете.

Открывая дверцу, я поднимаю много шума, чтобы она поняла, что больше не одна.

– Взлом и незаконное проникновение, Родез? Не очень‑то ответственно с твоей стороны.

– А может быть, у меня есть склонность к сумасбродству, о которой ты не знаешь.

Она от души смеется.

– Да? Тогда ладно.

Она и не подозревает, что до того, как стать отцом, Кай был таким же необузданным, как и она.

– Я‑то думал, ты будешь в своем номере искать вдохновение в одной из тех кулинарных книг, с которыми путешествуешь.

Она кивает в сторону летней луны, виднеющейся вдалеке над городской чертой.

– Это очень вдохновляет.

Она не ошибается. Здесь потрясающе.

И вид, и девушка, на которую мне не надо бы смотреть.

Я бросаю полотенца на ближайший шезлонг и краем глаза наблюдаю, как Миллер начинает вставать, вынимая ноги из воды, а мой взгляд блуждает по каждому дюйму ее мокрой кожи.

– Куда ты собралась?

Она указывает на отель.

– Отдаю тебе бассейн. Я подумала, что ты захочешь, чтобы он был только для тебя.

– Лучше останься.

Так… Понятия не имею, зачем я это предложил.

Она колеблется, но не отвечает. Просто садится на свое место, снова погружая накрашенные красным лаком пальцы ног в воду.

Стягивая через голову рубашку, я бросаю ее на стул и поправляю пояс на плавках. Я замечаю, как зеленые глаза Миллер, не торопясь, отслеживают с другого конца бассейна каждый изгиб моего живота и груди.

Прошло так много времени. Так чертовски много времени с тех пор, как я замечал адресованное мне внимание женщины. Так много времени с тех пор, как на меня смотрели так, что я чувствовал себя мужчиной, а не просто чьим‑то отцом. Я прихорашиваюсь под ее взглядом, моя грудь расширяется от внимания.

– У тебя есть татуировки.

Это не вопрос, а утверждение, и в ее тоне звучит удивление.

Проследив ее взгляд, брошенный на мою грудную клетку и бедро, я замечаю, что она рассматривает татуировку.

– Я всегда думала, что ты осуждаешь меня за то, что они у меня есть.

Черт подери. Я ее осуждал? Может, и да, но дело не в том, что у нее татуировки или кольцо в носовой перегородке, или в том, как она выглядит. Я полагал, что если за моим сыном когда‑нибудь будет присматривать женщина, она будет милой старушкой, поднаторевшей в рукоделии и садоводстве. Я не ожидал встретить сквернословящий фейерверк, который к тому же будет крутым профессионалом на кухне.

– Не‑а. Мне нравятся твои татуировки. Они тебе идут. – Миллер поджимает губы. – Но ты пьешь в девять утра! Я осуждал тебя за это.

Она посмеивается, и ее хриплый смех – последнее, что я слышу, прежде чем нырнуть с головой в бассейн. Я проплываю до мелкого места, где она сидит, выныриваю из воды и оказываюсь примерно в футе от нее. Провожу рукой по волосам, чтобы убрать их с лица.

– Боже милостивый, Кай. Неудивительно, что у тебя есть ребенок. От одного взгляда на тебя любая женщина могла бы забеременеть.

Я выдавливаю из себя смешок.

– Пожалуйста, давай не будем шутить о том, что кто‑то может снова забеременеть. Я очень стараюсь вырастить одного ребенка. Со вторым я не справлюсь.

Она выпрямляется.

– О чем это ты?

Уже слишком поздно начинать этот разговор. Я изрядно устал. У меня все болит. Мой разум чересчур измучен, чтобы думать о чем‑то другом, кроме как расслабить плечи и упасть в постель. Через несколько часов мне придется вставать с Максом, но темно‑зеленый купальник Миллер, влажный, облегающий каждую клеточку ее тела, заставляет меня желать провести всю ночь напролет просто смотря на нее.

Дочь Монти. Сногсшибательная дочурка Монти.

С этой мыслью я ныряю под воду и снова проплываю вдоль бассейна, растягивая плечо и надеясь, что расстояние между нами поможет мне забыть, насколько красива эта женщина.

Но и с закрытыми глазами я вижу только ее и, вынырнув на мелководье, чтобы глотнуть воздуха, обнаруживаю, что она сидит, опираясь на ладони, и я знаю, что этот образ еще долго не покинет мой разум.

– Ты уже должен бы понять, что игнорирование не заставит меня забыть то, что я хочу сказать, Кай. – Ее тон ровный и уверенный. – Ты потрясающий отец. И если кто‑то должен тебе об этом сообщить, я это сделаю.

Я ей не верю, но спорить бессмысленно.

– Спасибо.

– Кто за ним сейчас присматривает?

– Исайя.

– Где его мама?