Неуловимая подача
– Я встаю со своего места, беру сына на руки и поворачиваюсь, собираясь покинуть гостиничный номер.
– И, Макс, – окликает Монти моего ребенка, который не может ему ответить, – ну хоть иногда не будь дохрена милым, чтобы я мог время от времени поорать на твоего отца.
Я закатываю глаза и наклоняюсь поближе, обращаясь к сыну.
– Помаши на прощание дяде Монти и скажи ему, что к старости он стал сварливым и некрасивым.
– Придурок, мне всего сорок пять, и я посмотрю, как ты будешь выглядеть через тринадцать лет!
Макс хихикает и машет моему тренеру, понятия не имея, о чем мы говорим, но он любит Монти так же сильно, как Монти обожает его.
– Пливет! – достаточно отчетливо кричит Макс с другого конца комнаты.
– Привет, приятель, – смеется Монти. – Увидимся позже, ладно?
Я не думал, что когда‑нибудь буду в настолько доверительных отношениях с тренером, как с Монти. Перед прошлым сезоном я играл за «Святых Сиэтла», команду, в которую был задрафтован[1] и в которой провел первые восемь лет своей карьеры. Я уважал персонал команды, и мне даже нравился полевой менеджер, но наши отношения оставались исключительно деловыми.
Затем, в прошлом сезоне, мое свободное агентство привело меня в Чикаго исключительно потому, что мой младший брат играет в стартовом составе «Воинов», а я соскучился по игре в мяч с этим маленьким засранцем. Когда я встретил Монти, он мне сразу понравился, но наши рабочие отношения стали больше похожи на семейные после того, как прошлой осенью в моей жизни появился Макс. Я не могу выразить всей признательности за то, что он для меня сделал. Именно благодаря ему и его пониманию того, на какие жертвы приходится идти, чтобы быть родителем‑одиночкой, разрешилась эта ситуация.
Он заявил руководству команды, что в этом сезоне мой сын будет путешествовать со мной и что он не примет отказа, зная, что, если с его предложением не согласятся, я завершу карьеру раньше времени. Я не пойду на то, чтобы оставлять на полгода своего ребенка, особенно после того, как его шестимесячным бросила родная мать. Ему нужен кто‑то постоянный, и я не допущу, чтобы такая банальность, как игра, стала причиной того, что мой сын будет этого лишен.
Наверное, мне нужно перестать увольнять всех, кого мы нанимаем, чтобы хотя бы немного облегчить жизнь Монти, но это уже другой разговор.
Мой брат Исайя бежит трусцой по коридору и заскакивает в лифт сразу следом за нами. Его растрепанная светло‑каштановая копна волос все еще сохраняет ту форму, что придала ей кровать, на которой он спал. Я не сплю уже несколько часов, начиная с пробуждения с Максом и заканчивая утренней тренировкой, но готов поспорить на большие деньги, что братец только что встал с постели.
И готов поставить собственную жизнь, что в этой постели до сих пор остается голая женщина.
– Привет, чувак, – говорит он и добавляет «Привет, Максик», чмокая моего сына в щеку. – Куда это вы, ребята, намылились?
– Иду попросить Сандерсона присмотреть за ним сегодня вечером во время игры.
Исайя ничего не говорит, просто ждет моих пояснений.
– Я уволил Троя.
Он смеется.
– Господи, Малакай. Просто дай понять, что ты не хочешь, чтобы действовала эта договоренность.
– Ты сам знаешь, что Трой облажался.
Исайя пожимает плечами.
– Я имею в виду, я предпочитаю, чтобы у твоих нянек были сиськи и здоровое желание со мной переспать, но, если не принимать в расчет эти недостатки, он был не так уж ужасен.
– Ты идиот.
– Макс… – Исайя поворачивается к моему сыну. – Разве ты не хочешь, чтобы у тебя была тетя? Скажи своему папе, что твоей следующей няней должна быть незамужняя женщина лет двадцати‑тридцати. Бонусные баллы, если она будет выглядеть потрясающе в моей футболке.
Макс улыбается.
– И была бы не прочь стать матерью для тридцатилетнего мужика, – добавляю я. – Не возражала против отвратительной квартиры. Умела готовить и убираться, поскольку ты в буквальном смысле мужчина‑ребенок и отказываешься это делать.
– М‑м, да, звучит идеально. Высматривай кого‑нибудь вроде… – двери лифта открываются, – вот такой.
Внимание брата устремлено прямо на открывшийся выход в вестибюль.
– Вот дерьмо, я пропустил этаж Сандерсона. Блин, – поправляюсь я. – Макс, никогда не говори «дерьмо».
Мой ребенок слишком увлечен, чтобы прислушиваться к моим ругательствам, он грызет пальцы и наблюдает за своим дядей. Дядя как вкопанный остается стоять столбом посреди лифта.
– Исайя, ты выходишь или нет?
В лифт входит женщина и встает между ним и мной, что делает его внезапное потрясение еще более очевидным. Красивые девушки, как правило, заставляют его стремительно глупеть.
А эта действительно хорошенькая.
Темно‑шоколадные волосы ниспадают на загорелую кожу, покрытую замысловатой черной татуировкой. Под коротким комбинезоном – то ли топ, то ли лифчик, из‑под обтрепанного подола видны полные бедра. Однако на этих бедрах нет того рисунка, который покрывает руку и плечо.
– Привет, – наконец выдавливает Исайя, совершенно ошеломленный и рассеянный.
Протянув руку ей за спину, я отвешиваю брату легкий подзатыльник, потому что последнее, что ему нужно, – это еще одна женщина в другом городе, которая будет его отвлекать. Я жил той же жизнью, что и он, и теперь у меня на руках пятнадцатимесячный ребенок. Дополнительная ответственность за младшего брата, который может пойти по моим стопам, мне нужна, как собаке – пятая нога.
– Исайя, выйди из лифта.
Он кивает, машет рукой и выходит в вестибюль.
– Пока, – говорит он с влюбленными глазами, и это «пока» адресовано не мне и не моему сыну.
Женщина в лифте просто поднимает одну из двух своих банок «Короны»[2] в знак прощания.
– Этаж? – спрашивает она хриплым голосом, прежде чем смочить горло глотком пива. Протягивает руку мимо меня, нажимая на этаж, с которого я только что приехал, прежде чем оглянуться через плечо в ожидании моего ответа.
[1] Драфт в спорте – процедура выбора профессиональными командами игроков, не имеющих активного контракта ни с одной командой в лиге.
[2] Имеется в виду сорт пива.
