Невероятная очевидность чуда

Калиновка стучала в голове Евы набатом, обещавшим пусть не райское блаженство, но отдых от всего и всех, тихую размеренность и, главное, тишину. Тягучую, глобальную тишину и растянувшееся время поздней стылой осени – то самое, чего буквально требовала и просила сейчас душа Евы.

Так что прости, Игорек, она потом и повинится перед тобой, и отработает твои смены, если понадобится, и выкатит какой‑нибудь презент замирительный. Обязательно. Но потом.

А сейчас – свобода и Калиновка!

Вот только до любимого дома в далеком поселке еще надо было добраться. Не то чтобы далеко, но это как посмотреть и с чем сравнивать – не Сибирь, конечно, это да, но и не теплый Юг. На скоростном экспрессе от Москвы два часа с Ленинградского вокзала. А там еще на междугородной маршрутке около часа, ну и пешочком от остановки пятнадцать минут и… все‑е‑е, можно наконец выдохнуть умиротворенно…

Она в домике! Красота!

Вечером, испытав чувство удовлетворения от понимания, что шальная идея, вскочившая ей в голову, приобретает все более реальный костяк, обрастая деловыми подробностями, Ева купила через приложение в интернете билеты на поезд и маршрутку и, поужинав, наладилась собирать вещи.

И вот на этом самом месте отрезок складывавшихся «как по маслу» всех предыдущих ее решений, обстоятельств и действий, видимо, закончился. И перешел в режим «двигаемся дальше, но уже с некоторым напряжением и непредвиденными колдобинами».

В качестве первой «колдобины» выступило неожиданно открывшееся обстоятельство, что любимый, удобный и родной чемоданчик Евы развалился окончательно и бесповоротно. Не закрывается он совершенно и к использованию по прямому предназначению более не пригоден.

Понятное дело, что развалился он не прямо вот сейчас, а бог упомнит когда – в те незапамятные времена, когда Ева еще куда‑то ездила. О вышедшем из строя чемодане она, разумеется, благополучно давно и напрочь забыла – вместе с теми самыми канувшими временами. Таким вот образом и получилось, что проблема упаковки вещей встала перед Евой Валерьевной во весь свой чемоданный рост, причем ближе к двенадцати часам ночи. Когда она и приступила к последнему этапу всех своих сборов в дорогу и предпринимать что‑либо реальное – типа срочной покупки нового чемодана – было уже поздно.

Собственно, можно было не заморачиваться сложным выбором и растолкать все необходимое по сумкам и пакетам, но устройство натуры и разума Евы Ахтарской не переносило бестолковости и отсутствия нормального, продуманного порядка во всяком деле, за которое она бралась. А появление нескольких дорожных сумок и каких‑нибудь баулов вместо одного чемодана, по ее оценке, относилось как раз к разряду той самой обременительной бестолковости и элементарного неудобства.

Пришлось Еве ковыряться в закромах, в которых она таки отыскала и извлекла на свет старый, громоздкий, здоровенный чемодан. Он больше походил своими габаритами и неприглядной угловатостью на потрепанную жизнью картонную коробку от стиральной машинки, а не на удобное средство для упаковки вещей, в котором братец как‑то привозил им с мамой кучу подарков и восточных вкусняшек, да так и оставил вместе с содержимым у них дома. Девать этого уродца было некуда, а выбросить вполне себе пригодную рабочую вещь не хватило решимости. Вот и засунули в дальний угол хозяйственной каморки, как водится у всех в нашей стране: «на всякий случай, вдруг пригодится».

«Ты‑дын‑н‑н» – зазвучали фанфары для старичка, настал ваш звездный час, господин Чемодан, вы пригодились! Не зря, выходит, пылились столько лет на задворках.

Выступающий со своим бенефисом «артефакт» всем своим видом и устройством ужасно раздражал эстетические и рачительные установки Евы Валерьевны Ахтарской. Но деваться было некуда, поскольку в первом часу ночи иных вариантов, кроме этого гроба на колесиках, у нее не нашлось. Довольствуемся тем, что имеем! А то, что в чемодане осталось слишком много места после того, как она сложила в него все, что наметила взять с собой, и по незаполненным пустотам его нутра барахло бултыхалось, перемешиваясь в одну хаотичную кучу, – ясное дело, лишь наддало и усугубило неприятные эмоции Евы.

Тяжко‑безысходно вздохнув, она натолкала в чемодан дополнительного шмотья и всякой мелочовки. Даже рюкзачок, с которым намечала ехать, засунула со всем его содержимым, кроме документов, телефона, кошелька и ключей от квартиры и дома, которые она переложила в маленькую дорожную сумочку.

Ну, вроде бы все, – фух! – собралась, хоть с перегрузом и совсем не так, как намечала, но уже можно выдохнуть и успокоиться.

Ага! Щас! Тот самый случай – посмеялась планида Евы Ахтарской над всеми ее оптимистичными выдохами.

Утро следующего дня не задалось с самого начала, по всем правилам и в русле концепции закона Мерфи, гласившего, как известно, что все, что может случиться – случится обязательно, а что не может случиться – случится тоже. И каждый этап дальнейшего пути Евы по закону той самой подлости был отягощен неожиданными трудностями и напрягами разного уровня неприятностей, валившимися на нее.

Сначала произошла какая‑то непонятка с такси – одно ехало‑ехало и не доехало, по невыясненным причинам снявшись с заказа. Вторую машину отчего‑то никак не удавалось заказать. В конце концов машина на ее маршрут нашлась, но ждать пришлось долго. Когда Ева начала всерьез волноваться, понимая, что имеет все шансы не успеть на экспресс, такси все же подъехало.

Дальше – еще веселей! Ева вышла из лифта на первом этаже, и в этот момент одно из колесиков чемоданного монстра, внезапно издав непотребный скрежет последнего издыхания, вывернулось каким‑то странным образом. И чемодан начало уводить в сторону, отчего он чуть не завалился набок, а несчастное колесо болталось при этом, демонстрируя свою готовность и вовсе отвалиться. Следующим сюрпризом стало открытие, полученное, так сказать, экспериментальным путем, – вес и габариты чемодана оказались слишком большими для миниатюрной Евы, когда та предприняла попытку его приподнять и вынести вместо того, чтобы волочить за собой под аккомпанемент ненормального колесного скрипа.

Ругаясь громким шепотом почем зря, пыхтя и отдуваясь от натуги, Ева вытащила чемоданище из подъезда и кое‑как донесла‑таки его до такси. При этом таксист даже не дернулся помочь девушке, лишь посматривая со своего сиденья за ее потугами с большим познавательным интересом. Козел вообще‑то.

Ну ладно, бог с тем таксистом, получившим большой минус в свою карму, главное, в машину она загрузилась, выдохнула облегченно, ну и все – поехали, слава богу!

Но! Дважды они вставали в пробках. Дважды!

Эти непредвиденные гадские задержки теребили и без того уже изрядно истрепанные нервы девушки. Но на вокзал к отходу поезда она таки успела – правда, буквально впритык к отправлению! – и неслась к перрону, скрипя и сипя несчастным колесиком на всю вокзальную площадь, грохоча оставшимися тремя рабочими колесами по стыкам плиток. Кое‑как, с большими усилиями, матерясь сквозь зубы, вцепившись в петлю для транспортировки обеими руками, Ева втащила по пандусу на перрон злополучный чемодан, волоча за собой эту махину. Добежала она до своего вагона и ввалилась в него, задыхаясь и сипя, как выброшенная на берег из своей тихой‑мирной и спокойной глубины рыбина.

Ладно, все, она успела, ура! Теперь можно окончательно выдохнуть, успокоиться и расслабиться хотя бы на следующие два часа.