Невероятная очевидность чуда
Ну да, ну да! «Не так быстро, дорогая, – хохотнула обманчивая фортуна, сегодня явно выступавшая не на стороне Евы, – это ты просто расслабилась и пригрелась от суетности в своем приятном сне, а денек‑то еще не закончился и дорога твоя тоже», – напомнила она ей.
Толстяк никуда не делся, как надеялась и ожидала Ева, а суетился в тамбуре, с озабоченным видом ковыряясь в большой кожаной сумке, которую пристроил сверху огромного чемодана, на фоне которого Евин «инвалид» казался мелкоформатным подростком.
– Всего доброго, – пожелала Ева попутчику, проявляя одно из своих лучших качеств: хорошую воспитанность, включающую в себя в том числе умение не демонстрировать свои истинные эмоции.
– Да‑да, – покивал рассеянно бывший теперь попутчик, продолжая поисковые изыскания в глубинах своей сумки, – и вам, Ева, хорошего дня.
Проскрежетав предательским колесиком‑подранком по съемному пандусу, Ева вышла из вагона на платформу и, не особо спеша, направилась ко входу на вокзал – у нее было целых полчаса до маршрутки, отправлявшейся с вокзальной площади, за которые она вполне спокойно успевала неторопливо выпить чашечку кофе в довольно неплохом кафе рядом с вокзалом.
Еще немного, последний, можно сказать, рывок – маршрутка, – и она практически дома, напомнила себе Ева.
«Обязательно, – хмыкнула зловредная действительность, – только сначала…» И пребольно засандалила девушке по бедру углом монструозного чемодана толстяка соседа, которым тот задел Еву, торопливо пробегая мимо.
– Оу‑у‑у‑у! – прошипела от боли Ева, потирая ушибленное место. – Вы что, обалдели?! Не смотрите, куда идете?
– Простите, я случайно, – без намека на какое‑либо раскаяние «извинился», разве что не светясь от довольства, мерзкий мужик.
– Да? – разъярилась Ева. – А если я сейчас вас так же чем‑нибудь «случайно» задену? – сделав упор на этом слове, посмотрела на него своим особым, непростым взглядом, вводившим в состояние внутренней неуютности и тревожности людей куда как покрепче нервами, чем этот гаденыш.
– Простите! – растерял большую часть своей наглой уверенности мужик и как‑то даже сдулся немного. – Я не хотел!
– Вы хотели, – холодно возразила ему Ева, – и это легко доказать: видео, – указала она пальцем на столб, на котором была закреплена камера видеонаблюдения. – А приложенное к нему заявление об умышленном нанесении травмы и подтвержденные справкой последствия вашего нападения станут отличной основой для добротного судебного разбирательства.
– Я тороплюсь! – подвзвизгнул как‑то по‑бабьи перепуганно, фальцетом мужик. – Я случайно, случайно! – И, дернув к себе свой чемоданище, смешно перебирая толстыми ногами, практически побежал вперед, улепетывая от девушки, оказавшейся весьма непростой штучкой.
– Вот же сволочь! – возмутилась Ева, все потирая и потирая ушибленное место.
Синяк наверняка останется. Ну не гад ли скотинский?
Гад, конечно, а то! Только чего уж теперь возбухать попусту.
– Надо было не пугать, а врезать этой сволочи со всей своей душевной щедростью! – проворчала Ева себе под нос и возмутилась с глубоким эмоциональным недоумением: – Что за день‑то такой, етишкина кондрашка, а?
Ну вот такой день. Надо было, наверное, гороскопы какие‑нибудь почитать, которые так уважает санитарка их отделения Валентина, рассказывая на дежурствах всему медперсоналу, что за фигня с каждым из них должна сегодня случиться, хрен знает, или прогноз магнитных бурь, ретроградных Марсов и неблагоприятных дней – что там еще следует смотреть и рассчитывать, прежде чем пускаться в далекие и не очень путешествия?
Да бог знает, с чем там надо было сверяться, она вот не сверилась, не посмотрела ничего и ни на что: вступило в голову – хочу в Калиновку, – и понеслась, словно у нее где подгорает и прямо вот опоздает она, если хотя бы на денек задержится, можно подумать!
Ладно – тягостно вздохнув и потерев ушибленное бедро, успокоилась как‑то в один момент Ева, притянула к себе проскрипевший жалобно подраненным колесиком чемодан и поплелась дальше по своему маршруту.
Кофе она выпила. Что хоть совсем немного, но сгладило душевное дребезжание и досаду от преследующей ее весь день с каким‑то маньячным упорством засады. Перевела дыхание, взбодрилась, подхватила чемодан свой, вышла из кафе и отправилась на маршрутку, при каждом шаге испытывая болезненные ощущения в ушибленном бедре, невольно будоражившие успокоившееся было раздражение и заставлявшие вспоминать мстительного жирдяя.
Но, как оказалось, столь сумбурно‑неласково начавшийся день, еще даже не переваливший за половину, запаса своих каверз еще не исчерпал, и валившиеся на Еву с самого утра подставы не оставили ее своим гадским вниманием и на этом этапе пути.
Методом, в самом что ни на есть прямом смысле, экспериментального тыка вдвоем с водителем маршрутки Еве удалось установить тот факт, что ее чемодан никаким образом не помещался в небольшом багажном отсеке автомобиля, то есть совсем, как тело того гадского толстяка в кресло железнодорожного экспресса. Пришлось ставить чемодан в проходе салона и на каждой остановке выслушивать недовольное шипение и раздраженные упреки всех выходящих и входящих пассажиров. Оно и понятно, она бы, наверное, тоже недовольно ворчала, окажись на их месте.
Но все рано или поздно заканчивается, и с чувством небывалого облегчения Ева высмотрела показавшуюся из‑за поворота такую знакомую остановку на трассе.
Напутствуемая осуждающими взглядами и недобрыми пожеланиями оставшихся в машине пассажиров, она наконец‑таки выбралась из маршрутки.
И пошел дождь.
Зонт у нее, разумеется, имелся, кто ж путешествует в ноябре по просторам России да без зонта? Может, какой большой оптимист и путешествует без средства защиты от падающей с небес воды, но Ева к числу таковых не относилась – зонт у нее имелся. Да еще какой – отличный, можно сказать, красавец зонт… Только он находился в чемодане, етишкина кондрашка!
В чемодане!
И раскладывать‑разваливать этот гроб на колесах на остановке среди натекших луж, ковыряться в вещах и доставать этот прекрасный зонт из‑за пятнадцати минут энергичной ходьбы до конечной точки ее маршрута не имело никакого смысла.
Поэтому, накинув на голову поверх стильной шапочки капюшон куртки и натянув перчатки на руки, глубоко вздохнув и продленно выдохнув, Ева мрачно‑решительно ухватилась за ручку чемодана и двинулась по асфальтированной дорожке в сторону главной поселковой улицы.
Погибельно крякнув, несчастное колесо окончательно и бесповоротно сломалось и отлетело в тот самый момент, когда мокрая, злая и до бог знает чего уставшая Ева отперла сложный сейфовый замок капитальной тяжелой калитки и шагнула на участок.
– Ну, хоть так, – проворчала она, поднимая с дорожки вывалившееся из крепления колесико, – а не по дороге. Спасибо и на этом.