Невольница его величества
Следующим в расписании стоял семинар всё у того же Кастела Вислоу, во время перерыва он остался в аудитории, так что никто из одногруппников не рискнул ко мне подойти. Но когда после окончания занятия профессор ушёл… я вдруг осознала, что должна срочно бежать. Очень спешила собрать тетради, учебники, но всё равно не успела.
В этот раз меня обступили шестеро студентов: трое парней и три девчонки. Они смотрели насупленно, злобно; первым заговорил высокий шатен.
– Подумать только, с нами учится рабыня, – сказал он, скрестив руки на груди.
– Это не просто рабыня, Шоун, это же сама Эбелин Лиссер. Красотка, самая одарённая девушка в академии, целитель с таким даром, каких не видывал свет… – начал картинно распинаться полноватый блондин. А потом усмехнулся и добавил: – Была. А теперь перед нами просто рабыня, которой, непонятно за какие заслуги, разрешили учиться в академии.
– А я её помню! – воскликнула черноволосая невысокая девушка с короткой стрижкой. – Точно! Ты сказал, Дайр, и я вспомнила. Её же называли «Лучезарная Эби». Задавака и выпендрёжница. Ха, правильно тебя Стихии покарали.
Выйдя из ступора, я продолжила собирать вещи в сумку, а потом просто шагнула вперёд, надеясь, что они не посмеют меня останавливать. Все шестеро дружно отшатнулись, видимо, побоялись, что я могу до кого‑то из них дотронуться. Зато мне удалось, наконец, убраться из аудитории.
Быстро шагая по коридору, я то и дело слышала за спиной: «рабыня», «преступница», «чужая подстилка», «так ей и надо». А может, мне это просто слышалось в шелесте чужих голосов? Но в столовую я всё равно идти не рискнула. Сыта по горло чужим презрением, боюсь, просто не смогу ничего съесть.
На улице на меня никто не обращал внимания, я опустила голову ниже, вцепилась в сумку и шла так быстро, как только могла. Видимо, поэтому и столкнулась с кем‑то.
Конечно, я буркнула извинение, попыталась уйти, так этот тип догнал, пристал с расспросами, хотел познакомиться и никак не желал понимать, что знакомиться с ним не намерены.
Когда появилась Сиа, я, к собственному удивлению, вздохнула с облегчением. Пусть приказывает, пусть демонстрирует всем моё место, это хотя бы понятно. А её запрету говорить с другими студентами я даже обрадовалась. Она ведь ещё и добавила, что это приказ, а значит, теперь я просто не смогу никому ничего сказать. Вот и отлично, не придётся придумывать ответы на вопросы, которые рано или поздно обязательно будут заданы. Все же знают, что рабами становятся за преступления, и многие захотят выяснить, как именно я получила свой ошейник.
Но теперь всё. Никаких незнакомцев, никаких ответов, никакого общения. Только учёба.
Надеюсь, скоро на меня просто перестанут обращать внимание. Осталось как‑то дожить до этого момента и не сойти с ума.
Глава 5. Выходные, бойкот и назойливый вергонец
Первая неделя в академии прошла для меня, как в тумане. Я ходила на лекции, выполняла задания за себя и за Сиалию, посещала столовую, но…
На занятиях я всегда садилась на задние ряды, подальше от остальных. В столовой выбирала самые дальние столики и всячески старалась оставаться незаметной. Меня всё ещё пытались цеплять, говорили гадости, ни капли не стесняясь, при мне же обсуждали мою рабскую персону. А я делала вид, что ничего не слышу. Всё равно никак не могла ответить, ведь Сиа приказала не разговаривать со студентами.
Те, кого я когда‑то считала друзьями и подругами, сами старались держаться от меня подальше. Динара Кимтер, с которой я два года жила в одной комнате, при встрече просто отвела взгляд и сделала вид, будто никогда меня не знала. Ребята из моей старой группы иногда поглядывали с интересом, но подходить не спешили. Некоторые преподаватели старательно игнорировали моё присутствие на лекциях, но постепенно смирились и они.
К счастью, тему появления рабыни в академии довольно быстро заменили другие, более интересные события. К примеру, с нами теперь училась новоявленная супруга кронпринца Гервина – та самая принцесса Кэтрин, благодаря которой мне и позволили здесь остаться. Официально она числилась в нашей группе, но на лекции приходила за эту неделю всего несколько раз.
Однажды она села рядом со мной, попыталась заговорить, задавала вопросы, а я просто молчала. Пришлось даже написать на вырванном из тетради листе, что хозяйка приказом запретила мне общаться со студентами. Когда эрни Кэтрин прочитала это, на её симпатичном лице отразился настоящий гнев. Но мы обе понимали, что в данном случае помочь она ничем не может, да и так уже немало помогла.
После того случая её высочество больше со мной не заговаривала, но при встрече всегда здоровалась, а я отвечала ей улыбкой и кивком. Можно сказать, что именно она стала для меня главным светлым лучиком в этой академии.
Вторым обсуждаемым событием среди студентов стал приезд вергонской делегации. Эта новость оказалась столь невероятной, что поразила даже меня. Сиа же и вовсе причитала целый вечер.
– Твари! Да как они вообще посмели явиться в нашу академию?! – возмущалась она, вышагивая по нашей с ней гостиной. – А куда смотрит король?! Сначала позволил учиться вергонской принцессе, признав её хаити своего младшего сына. Потом разрешил принцу взять её в жёны. Но делегация из Вергонии – это уже перебор! По академии ходят пятеро молодых вергонцев, заявляются к нам на лекции, едят с нами в одной столовой, живут в нашем общежитии! А ведь все они воевали! Убивали наших воинов! Участвовали в диверсиях! А теперь ещё и вынюхивают наши секреты!
В кои‑то веки я была с ней согласна, ведь, помогая отцу в замке Айнс, успела насмотреться такого, что почти перестала нормально спать. Вергонцы не щадили наших солдат, не брезговали применять разрывные артефакты, отравляющие вещества, и бить всегда старались наверняка. Да, шла война, и айвирцы тоже покалечили немало врагов. Но всё равно считали важным сохранять им жизни.
Под госпиталь было переоборудовано всё северное крыло замка, мы работали, даже не думая о выходных. Отец не делал различий между нашими бойцами и вражескими пленниками, лечил всех одинаково хорошо, выкладывался по полной программе, и меня учил тому же.
Я даже не думала возражать, со всей искренностью и участием помогала всем пациентам. Не сомневалась, что поступаю правильно. Увы, именно это в итоге меня и сгубило, ведь вергонцы всех нас считали врагами, даже тех, кто их лечил. А понятия совести и чести для них и вовсе не существовало.
Я понимала, что глупо из‑за ужасного поступка нескольких человек ненавидеть всех жителей Вергонии. Но и относиться к ним хорошо больше не собиралась.
К нам на лекции вергонцы тоже несколько раз заглядывали, приходили вдвоём или втроём, садились отдельно, подальше от студентов, и что‑то записывали в блокноты. Я на них не смотрела, делала вид, что их нет, хотя так поступали почти все наши. Нет, официально никто не запрещал нам общаться с представителями их делегации, но, хоть война и закончилась почти год назад, для нас они все равно оставались врагами.
В пятницу вечером Сиалия долго прихорашивалась, выбирала платье, крутилась перед зеркалом, а потом пришла ко мне. Я как раз заканчивала делать её задания и собиралась приступить к своим.
– Скажи, какое выбрать: зелёное или розовое? – спросила она, прикладывая к себе два наряда.
