Никто не узнает
– Не узнает, – усмехнулся ее брат за рулем. Антонио. Единственный совершеннолетний среди нашей тройки, нажал на газ, и машина сорвалась с места, – Скажите спасибо, что я прикрываю ваши малолетние задницы.
– Спасибо‑о‑о‑о, – протянула я, делая поклон, – Чтобы мы без тебя делали, о, великий Тони.
– Антонио, Инесс, Антонио, – закатил глаза парень.
Джулс рассмеялась, толкая брата в плечо.
– Не льсти себе, ты ужасно самовлюбленный.
– Могу себе позволить, – Тони посмотрел в зеркало заднего вида и поправил челку светлых каштановых волос.
Джулс и Антонио Денучи. Дети одного из младших боссов отца. Мы с Джулс познакомились на одном из приемов в нашем доме. Она показалась мне не такой скучной, как другие барышни, что расхаживали рядом, кидая насмешливые взгляды.
Так они пытались поднять свою самооценку, скрывая тот факт, что дочь Дона даже не посмотрела в их сторону.
Нет, я не была высокомерной. Я просто была честной. И скрывать свою неприязнь за улыбкой и лицемерно общаться с ними, не хотелось, как и Джулс, что стояла возле шоколадного фонтана, разглядывая картину папы, купленную на одной из выставок за огромные деньги. Я первая подошла к ней и не пожалела.
С тех пор прошло три года, и с Джулс мы все еще дружим.
Клуб «Винчестр» в центе Палермо, куда мы и приехали –, принадлежал нам. Единственная причина, почему я поперлась сюда, не боясь, что люди отца донесут информацию: вечеринка была маскарадной.
Надела свою маску, прикрывающую пол лица в виде женщины‑кошки, и вышла из машины. Образ был, как и всегда прост и удобен: черные широкие джинсы, серебристый топ и тонкая кожанка поверх.
Пришлось выжидать очередь. Воспользоваться своей фамилией не получилось. Так сразу попалась бы, поэтому мы прождали сорок с лишним минут, прежде чем оказались внутри. Шум, запах дорогого алкоголя и травы тут же окутали нас. Маски были повсюду. В темноте не было даже шанса узнать друг друга.
– А ты купишь нам немного пива? – спросила у Антонио, – Нам не продадут.
– Вас вообще не должны были сюда пускать, – кричал он сквозь громкие биты.
– Я оплачу, – прозвучало в ответ.
– Я не бедный, синьора, – усмехнулся Тони, – Только по одной бутылке, – подмигнул он, направляясь к барной стойке.
Мы с Джулс прошли к диванчикам и сели, ожидая наш заказ.
– Там, разве бармен, не ваш адвокат? – следя за братом, что завёл разговор с господином адвокатом, исполнявшим роль бармена, спросила Джулс.
Взгляд остановился на Тристане.
Его руки искусно переворачивали шейкер*. Расстёгнутые и завернутые на предплечьях манжеты, белая рубашка, заправленная в черные классические брюки, и серебренный браслет на запястье. Тристан Костано был в своем репертуаре.
Еще один бармен рядом с ним, подал Антонио три пива. Тристан пожал руку Тони, и друг пошел в нашу сторону.
– Послушай, – настороженно нахмурилась, когда Тони подсел к нам, – Ты про меня не проболтался?
Антонио нахмурился, передавая пиво каждой из нас.
– Нет, конечно, – закатил он глаза, – Да и он не похож на того, кто разболтается, если даже увидит тебя.
– Он меня не видел, – прошептала самой себе.
И это было правдой.
Я знаю господина адвоката с шести лет. С тех пор, как облила его ослепительно белую рубашку колой, и он пришел в наш дом под покровительством брата.
Тогда я была маленькой девчонкой, которая плакала из‑за отъезда в женский пансион в Неаполе. Девочкой, что ненавидела два колоска на своих длинных волосах, росла в строгости мамы, безразличии отца и неимоверно избалованной любви двух братьев.
Я увидела Тристана в первый раз перед отъездом. Он вошел через порог дома, а я, шестилетняя сопля бегала с бутылкой колы, пока Джулсия пыталась заплести мои волосы. Так старательно бежала от нашей домработницы, что, убегая по лестнице, полетела прямо на незнакомца. Моя газировка вылетела из рук и огромным пятном отпечаталась на белоснежной мужской рубашке.
– Моя кола! – возмутилась я.
– О, боже, синьор, ваша рубашка! – ахнула за моей спиной Джулсия.
Она увела меня в сторону от незнакомца, который сначала посмотрел на меня, как на милое плюшевое создание, а потом на Джулсию, которая все ахала и охала.
– Все в порядке. Дети, что поделать, – пожал он плечами, пока коричневая жидкость стекала по его вещам на пол.
– Из‑за тебя моя кола разлилась! – топнула ногой, смотря злобно на этого парня. Тот незнакомец тогда улыбнулся и ущипнул меня за щеки, еще больше раздражая.
– Обязательно куплю тебе новую, – сказал он тогда.
– Тристан…черт, кто успел тебя так? – голос брата привлек мое внимание, и я побежала к Даниэлю, чтобы избавиться от рук Джулсии.
– Спаси меня, братик! Я не хочу уезжать.
Дэн словил и поднял меня, крепко обнимая, шепча на ушко, что обязательно будет звонить. Никто в этом доме не мог переубедить маму. Я уезжала в пансион. Это была шикарная возможность избавиться от ребенка, которого вы даже не хотели растить вместе.
Во второй раз увидела Тристана на похоронах Диего. Спустя восемь лет после нашего первого знакомства. Я очень редко приезжала домой, и иногда даже каникулы проводила в пансионе, поэтому мы никогда не пересекались.
Он не узнал меня.
«Извини, забыл, как тебя зовут» – сказал он тогда, подсев ко мне возле могилы Диего.
Похороны уже прошли, кладбище опустело, но я отказалась уходить.
«Неважно» – ответила я.
Неважно. Именно так я ассоциировала себя с этим миром. Родителям всегда было неважно, что я чувствую. Неважно, что я не хотела в шесть лет быть одна вдали от родного дома, среди совершенно чужих людей. Неважно, что не хотела надевать гребаное платье и плести свои волосы, изображая покорную девицу.
«Слишком самокритично» – усмехнулся господин адвокат.
«Возможно» – слетело с моих губ.
«Я Тристан» – дружелюбно улыбнулся тот самый незнакомец.
В мыслях я подумала: «так вот как его зовут. Вспомнила!»
Прошло восемь лет с нашей первой встречи. Я его и не знала толком, как и он меня.
Я решила, что это и была наша первая встреча. В день, когда я похоронила одного из самых близких мне людей. Диего.