Новое назначение

Но они все равно служили. Почему, зачем, для чего – наверное, задай Олег своим коллегам такой вопрос, большинство и ответ бы на него сразу не дали. Просто – кому‑то же надо? Почему не нам?

При этом почти каждый из них мог уйти и очень неплохо устроиться в жизни. Ту же Раису многие из ее бывших подопечных, крепко поднявшихся по жизни, к себе звали. С почтением, с уважением, не ради глумежа или издевки. Помнили о том, как когда‑то эта совсем тогда еще молодая, но уже сильно суровая тетка их от первого срока спасала, хотя и могла на «малолетку» отправить, да чаем с дубовыми от времени пряниками в кабинете поила, зная, что они жрать хотят.

Да и Васька то и дело заманивали к себе разные бригады, кто «отбойщиком», кто просто на жалование. А он раз за разом отказывался, хотя и осознавал, что в один не самый лучший день вместо разговора за уважуху может прилететь пуля. Да, с «ларечников» свою мзду имел, «каталы», что «станки» в подземном переходе у Второй Дачной ставили, ему отстегивали, да и с Сенного золотозубые небритые кавказцы ему ящиками сезонные фрукты привозили. Но это – другое. Так он вбивал в их головы мысль о том, что власть, какой бы слабой она сейчас не казалась, все же никуда не делась. Просто время ее немного согнуло под себя. Так бывает. Впрочем, может, это он не тем, кого строил, в головы вбивал, а себя в этом убеждал. Кто знает?

А фрукты потом раздавал девчонкам из ОВД, особенно тем, у которых дома дети малые имелись. Ясно, что в Саратове тоже абрикосы и груши растут, даже тутовник найти можно, если рвануть под старый мост через Волгу, но, когда мамка персики размером с будильник с работы приносит – это же другое.

Олег все это очень нравилось, но некоторые моменты его все же здорово смущали. Например – водка. Ну вот не мог он ее пить. Не нравилась она ему. Ни вкус, ни запах, ни сам момент опьянения. Да что там, он на самом деле вообще любое спиртное не жаловал. То же самое – сигареты. Дома у него никто не курил и сам он этого делать не собирался.

А как тогда быть? Мужской коллектив суров, у него свои правила и принципы. Не пьешь? Или больной, или сволочь, третьего не дано. Ну, а когда про это все узнает вторая, прекрасная половина ОВД, то вообще пиши пропало. Засмеют, затуркают, и он, красный от смущения, отсюда сбежит.

Но куда? На «Крытый» рынок, к дядьке, кожаными куртками и кепи торговать?

Вот тогда Ровнин и разработал свою схему, которая хоть и прилепила к нему статус то ли юродивого, то ли блаженного, но зато сняла все вопросы с нетипичным для этого места поведением. Кстати, ему самому очень понравилось, как он все провернул. Так‑то Олег был парень скромный, не склонный к самолюбованию, но тут он даже немного собой погордился. Шутка ли – столько народу вокруг пальца обвел? И какого! Матерого!

Он даже схему, которую начертил для наглядности тогда, когда все обдумывал, со стены своей комнаты снимать не стал, как зримое свидетельство того, что в голове у него все же мозги, а не масло «Рама». Что бы там дядя не говорил!

А еще Олегу очень хотелось раскрыть какое‑нибудь резонансное дело. Ну, или провести какую‑нибудь операцию, после которой он нем скажут: «а парень‑то не промах». Желательно, конечно, чтобы такая фраза прозвучала в главке, но, если он услышит ее, к примеру, от подполковника Маркина, которого в ОВД кроме как Емельянычем никто не называл – тоже хорошо. И дело тут, опять‑таки, не в тщеславии. Просто Ровнин чем дальше, тем больше начинал ощущать свою бесполезность. Сюда он пришел еще в прошлом декабре, сейчас на дворе май – и что? Чем он может похвастаться почти за полгода службы? Да ничем. Олег тот, про кого говорят «да вон его бери, один хрен ничего не делает». Он все время у кого‑то на подхвате занимается тем, что никто больше делать не хочет – ищет понятых, пишет протоколы изъятия и обходит квартиры, причем в четырех случаях из пяти ему никто не открывает дверь, а то и вовсе посылает куда подальше. А самым большим карьерным достижением в результате стала популярность у всех продавцов близлежащих палаток, потому что Емельяныч его, как самого младшего из всех подчиненных, к ним постоянно гоняет то за коньяком, то за минералкой. За первым чаще, чем за вторым, поскольку хорошее настроение у начальства в последнее время случается нечасто. Поговаривали, что закачалось под Маркиным кресло, причем неслабо так, что, само собой, оптимизма ни ему самому, ни сотрудникам ОВД не добавляло. Новая метла всегда не только чисто метет, в Системе она еще и веники поменьше размером с собой приносит, дабы заменить ими старые. И хорошо еще, если тем предложат уйти по собственному желанию или переводом, а не вышибут по статье, дабы оставленные по доброте душевной нового начальства сотрудники прониклись жесткостью момента и осознали, чего им стоит ждать, если они себе лишнего позволят. Прецеденты случались.

Еще к личным свершениям Олега можно было отнести поимку воров мелкой домашней птицы в дачном поселке, который входил в зону юрисдикции ОВД (ими оказались неблагополучные пацаны с окраины города, которые ловили кур беспечных дачников и жарили их в ближайшем лесу), двух пойманных карманников, участие в двух десятках рейдов по отлову и переписи проституток (Олег крепко подозревал, что Васек просто хотел вправить мозги особо борзым девкам, которые работали на себя, не желая идти под чью‑то «крышу») и вечные дежурства на стадионе в те дни, когда там проходили футбольные матчи. «Сокол‑ПЖД» после прихода Микаэляна, Гайсумова и Шацких как раз заиграл будь здоров, саратовские фанаты говорили о выходе в Высшую Лигу–1997 как о уже свершившемся факте, предвкушая при этом большие битвы со «спартачами», «динамитами» «торпедонами» и представителями прочих уважаемых торсид, а пока с удовольствием тренировалась после матчей на фанатских коллективах команд попроще, из числа тех, что играли в Первой Лиге.

В одной из таких относительно недавних потасовок, после триумфальной победы «Сокола» над читинским «Локомотивом», Ровнину крепко прилетело кастетом по голове. Главное, тех читинцев было‑то всего‑ничего, ребята из усиления вообще предполагали, что обрадованные четырьмя забитыми «банками» против их одной, фанаты проявят гостеприимство и вовсе не станут выбивать проигравшим бубну, может даже пивком их угостят, но, увы, ошибочка вышла. Драка случилась, причем лютая, чуть ли не на уничтожение, в ней‑то Олегу, орущему «Прекратили и разошлись» в череп от одной из сторон, даже непонятно какой, и прилетело.

Он провалялся неделю в больнице, после, пугая маму, еще одну проходил с жуткими синяками под глазами, а затем подвергся довольно унизительному сочувствию со стороны коллег. Почему унизительному? Потому что в их «Олежка, всякое случается» и «чего ж ты «пятак» не бережешь?» четко читалось «вот везде ты, малой, приключения на свою задницу отыщешь».

Так что очень ему хотелось сделать что‑то эдакое, доказать всем и вся, что он не лыком шит и ломом подпоясан. Нет‑нет, никакого тщеславия, чего‑чего, а такого за Олегом сроду не водилось. Легкое позерство – да. Любовь к туманным фразам и некоей многозначительности – тоже. Но чтобы меряться с кем‑то, кто выше на стенку писает? Это точно нет.

Хотя, правды ради стоит признать, что в школе он всегда был на вторых ролях. Но там понятно – на гитаре Ровнин играть не умел, в морду при первой же возможности ближнему своему не давал и связями среди районной «братвы» похвастаться не мог, а без этого в первые парни на деревне выбиться было не то, что трудно, а просто невозможно. Да и после, уже в институте тоже не сильно котировался, по причине средних, в целом, способностей, не слишком высокого благосостояния, а также отсутствия связей, которые после получения диплома могут обеспечить стремительный карьерный рост, переезд в Москву и прочие перспективы. Но тут от него не все и зависело, имелась масса побочных факторов.

Но сейчас‑то все по‑другому.