Новое назначение

– Вы мне объясните, пожалуйста… – взмолился Олег, но Нестеров его даже слушать не стал, напятил на голову белую кепку и, что для него было несвойственно, выбежал из кабинета, напоследок бросив. – Закрывай дверь, я сказал.

– А когда вернется, то споет: «Динь‑донь, я ваша мама», – печально подытожил Ровнин, удивился тому, что, убив человека, он отчего‑то может шутить, а после два раза повернул ключ в замке. – Ладно, раз надо рапорт писать – будем писать.

Что интересно – это скучное, в общем‑то, занятие пошло ему на пользу. Текст не вытанцовывался, поскольку постоянно вылезали какие‑то новые детали, предшествующие тем, о которых он уже писал, потому суммарно Олег испортил где‑то шесть листов бумаги, чем напомнил себе Иванушку Бездомного из своего любимого «Мастера и Маргариты». Зато все поганые мысли из головы монотонная работа вышибла, не осталось времени на моральные терзания, следовало приказ старшего по званию выполнять. А когда он поставил точку в финальной, седьмой версии документа, в дверь постучали.

Дело, в принципе, обычное, воспитанные люди всегда таким образом дают о себе знать, перед тем как войти в помещение. Но в данном случае Ровнин не знал, как ему верно поступить. Спросить, кто там? Применительно к месту, где он находился, подобное казалось диким бредом. Это же не частное владение, а ОВД. Сделать вид, что тут никого нет? Наверное, тоже неправильно.

Неизвестно, сколько бы он еще раздумывал над тем, как поступить, если бы за дверью не раздался начальственный рык Емельяныча:

– Открывай, лишенец, пока я эту дверь с петель не снес!

Олег мигом подхватился, крутанул ключ, оставленный в замке, распахнул створки и рявкнул:

– Здравия желаю, товарищ подполковник!

– Ты? – Начальник ОВД, тяжело дыша, ввалился в кабинет. Был он красен лицом, с потным лбом и налитыми кровью глазами. А еще от него пахло водкой и лавровым листом. – Смерти ты моей хочешь, Ровнин, а не здравия. Работаешь всего ничего, толку от тебя пока ноль, но зато в такой блудняк впутался, что мы с генералом аж протрезвели, как подробности услышали!

– Я ж не нарочно, – мигом поник Олег. – Просто так получилось.

– Получилось у него. – Маркин уселся на ближайший стул, достал из кармана форменных брюк клетчатый платок и вытер им со лба крупные градины пота. – Получилось, мля. Хотя, конечно, чего еще оставалось делать в той ситуации? Не ждать же, пока этот нерусь в тебе дырку сделает? Но прежде, чем что‑то затевать, тут сначала со мной все согласовывают. Или ты этого не знал?

– Я хотел. Вас не было, а оперативная информация…

– Лучше замолчи! – бахнул кулаком по столу подполковник. – Поздно, парень, пить боржом, когда почки отвалились.

Ну а следом за этим он выдал такой матерный загиб, который однозначно смахнул с пьедестала две предыдущих, те, которые Олег выслушал от коллег по отделу. Хотя что тут такого? Емельяныч начальник, ему по штату положено во всем лучшим быть.

– Кстати, Сан Саныч, минералочки холодной нет? – выговорившись, поинтересовался Маркин. – Сейчас сдохну, ей‑бо. В глотке как Сахара прямо. Учкудук, мля, три колодца!

– Да откуда его взять, «Боржом»? – усмехнулся вернувшийся вместе с ним Нестеров, доставая из своего сейфа бутылку «Ессентуков». – Как Мимино усатые суверенными стали, так ни «Боржома», ни вина нормального днем с огнем не найдешь. Шмурдяк один продают, не то что раньше. Вот, держите, она хоть и соленая, но жажду утоляет. И для печени полезно.

– Наши с тобой печени теперь только могила вылечит, – отмахнулся подполковник. – Да к чему мне кружка, так давай. Говорю же – сейчас сдохну!

Он одним могучим глотком осушил бутылку, перевернул ее, убедился, что ни капельки из той на пол не скатилось по стеклу, звучно рыгнул, глянул на часы и осведомился у Олега:

– Васьки не было пока?

– Нет, – вытянувшись в струнку, ответил Ровнин.

– Хреново. – Теперь платок осушил пот, обильно выступивший в районе шеи. – Значит, мля, не договорился. Придется нам тебя из того дерьма, в которое ты влез, самим вынимать.

– Петр Емельяныч, хоть вы мне объясните, что к чему! – взмолился юноша. – Нет, у меня есть догадки, но ведь никто ничего…

– Сынок, сюда подойди, – мягко и по‑доброму попросил его Сан Саныч. – Только бочком, бочком, чтобы в окне не светануть. Помнишь, я когда уезжал, тебя об этом просил? Вот так.

Ровнин выполнил требуемое.

– А теперь смотри. – Опытный опер ткнул пальцем в черный БМВ, что стоял неподалеку от въезда в ОВД. – Видишь вон ту машинку? В ней сидят небритые люди в кожаных куртках, которые вооружены, опасны и очень тебя не любят. А теперь глянь туда. Вон там, чуть подальше, стоит еще одна иномарка, в которой сидят друзья тех небритых людей, и они тоже тебя не любят. А один из них, которого зовут Равиль, – особенно. Настолько, что лучше тебе застрелиться, чем попасть ему в руки живым. Кстати, если карта ляжет совсем пиково, чего лично мне очень не хотелось бы, то ты эти мои слова вспомни. Ты, сынок, его брата убил, а у них заведено так – если за родную кровь не отомстил, то позора не оберешься. Ну и вообще. Один умный человек мне в свое время сказал, что кавказцев‑братьев надо убивать сразу всех, сколько бы их ни было, иначе покою не жди. В идеале даже двоюродных и троюродных следует зачищать. Такой у них менталитет.

– Все верно, – подтвердил начальник ОВД. – Восток есть Восток.

– Так мы про Кавказ? – глянул на него Сан Саныч.

– Какая, хрен, разница? – профырчал Емельяныч. – Что те нехристи, что эти. Мы бошку прострелили и забыли, а этих, мля, чебуреком не корми, только дай ножом человека постругать на ломти. Не могут быстро убивать, обязательно им надо покуражиться.

– Просто у них к мести подход другой, – возразил ему Нестеров. – Хотят, чтобы виноватый прочувствовал свою неправоту. Или, может, традиции такие? Пес их знает. Я не интересовался.

– Не хочу, – побледнел Олег, худшие предположения которого стали реальностью. Плюс крепко его проняла та деловитость, с которой эти матерые мужики обсуждали то, что с ним может совсем скоро случиться.

Не с кем‑то, с ним. И это было очень страшно.

– И мы не хотим, – недобро зыркнул на него начальник. – Даже генерал против. Только от хотелок наших коллективных, мало чего, мля, зависит.

– Но мы же милиция! – непонимающе обвел взглядом присутствующих Ровнин. – Мы – власть?!

Бывалый опер и начальник отдела обменялись взглядами, причем трудно было понять, чего в них содержалось больше – жалости к недогадливости молодого сотрудника или застарелой подсердечной тоски.