Одна на двоих. Мои сводные боссы
Затем резко скрывается внутри.
Беру свой любимый ежедневник, прижимаю к груди и направляюсь к начальнику.
Внутри отмечаю приятный аромат мужского парфюма. Странно, до этого я как‑то не заметила.
– Ну как, поговорила с Егором? – он улыбается.
– Да. Он зачем‑то начал раздеваться, – хмыкаю, украдкой рассматривая кабинет.
– Он это может. Смотри, мне нужно, чтобы ты отвезла эти документы на подпись, – он достает увесистую папку, – мы выделим тебе водителя. Тут недалеко, но наши секретари всегда ездят на корпоративном транспорте.
– Хорошо, – беру документы, наши с боссом пальцы соприкасаются.
И…
Ничего! Вообще! У него приятная теплая рука. Гляжу на свои пальцы. Удивленно хлопаю ресницами.
– Ты всегда такая холодная? – выгибает бровь Олег.
– Да, у меня пониженное давление.
Поражаюсь сама себе! Я так спокойно рассказываю о себе мужчине! Да что такое?!
– К врачу не обращалась? Это ведь опасно, – смотрит с тревогой.
Он беспокоится, что ли?
– Ну, кроме холодных пальцев рук и ног ничего особо не происходит, – слегка улыбаюсь.
– Значит, не было того, кто мог бы тебя согреть? – пристально смотрит.
И тут происходит то, что пугает меня еще сильнее.
Я краснею.
Густо. Яркий румянец заливает щеки. Кожу непривычно покалывает.
Прижимаю к груди папку. Господи! Почему я так реагирую?!
– Я что‑то не так сказал, Тось? – Олег продолжает смотреть, а я горю.
И этот огонь со щек стекает на шею, плечи. Наполняет все тело. Я не понимаю! Не понимаю!
Сглатываю, делаю шаг назад.
– Все хорошо, Олег Борисович, – облизываю губы, замечаю, как меняется взгляд босса.
Или сводного брата?
Или сводного босса?
– Спускайся на первый этаж, водитель ждет. Все инструкции уже на твоем мобильном, – он равнодушно утыкается в бумаги.
– Хорошо, – разворачиваюсь и ухожу.
Щеки все еще огнем горят. Выскакиваю из кабинета, шумно выдыхаю.
– Тося, – раздается голос Егора, – ты поедешь подписывать бумаги?
Он весь в телефоне, на меня даже не смотрит. Помощница его отчаянно жестикулирует, чтобы я ответила «нет».
– Да.
– Захватишь мой костюм в химчистку? – он поднимает взгляд, и я снова краснею.
Да что ж ты будешь делать?
Вместе с желанием любить и быть любимой насильник убил во мне стремление нравиться, флиртовать, кокетничать.
И теперь я словно из анабиоза вышла. Длиною в год. Потому так и реагирую на простые проявления внимания.
– Давайте, – ловлю на себе злобный взгляд секретарши Егора.
– Держи, – он выносит мне костюм на вешалке.
От него тоже приятно пахнет. Терпким мужским парфюмом и… кофе.
– Все в порядке? – он отрывается от мобильного.
– Да, я… поехала, – опускаю взгляд в пол и семеню к выходу.
Спиной чувствую прожигающий меня взгляд.
Ох, работа моя тут точно будет веселой!
Спускаюсь на первый этаж, выхожу на улицу. Вижу черную машину представительского класса.
– Добрый день, – здороваюсь с водителем, – мне…
– Я знаю. Пристегнитесь, – отрезает, затем нажимает на газ.
Прислушиваюсь к своим ощущениям рядом с ним.
– Что‑то не так? – темноволосый мужчина смотрит на меня.
Взглядом пробегается по телу.
Я мгновенно вся деревенею, ладони становятся мокрыми, а пульс отдает где‑то в висках.
Но когда он отворачивается, я испытываю радость. Чуть ли не ликование, что вернулась в свою зону комфорта.
Психолог говорила мне, что у травмированного человека она искажается. И для нас комфортно то, что кажется другим неприемлемым. Потому жертвы насилия годами не бросают своих мучителей.
Они нужны им…
Также и мне нужен страх. Без него я ощущаю себя иначе. Словно голая. Он – моя защита и стена.
Пусть так и будет…
Однако рядом с братьями я чувствую себя совершенно по‑другому. Словно начинаю доверять им…
Что же мне с этим делать?
Глава 11
Олег
Сижу, постукиваю пальцами по столу. В голове крутится образ нашей напуганной сводной сестрички. Жалко ее до одури.
Маленькая такая, зашуганная.
Но все равно похожа на ангела. Только крылышки у нее сломаны.
Что же с ней случилось?
Неужели кто‑то посмел ее тронуть? Обычно мы рассматриваем домогательства как крайнюю степень, словно боимся зайти за грань. А то, что дальше, уже не воспринимаем.
Словно боимся признать, что боль и грязь существуют.
Ее изнасиловали?
От этой мысли во мне все клокочет. Кто? Когда? Почему я так зол?
Презираю насилие. Нет ничего слаще женщины, которая желает…
Это красиво.
Это нормально.
