Огненное сердце
– Нет уж, теперь это мое. Все, что падает на пол в этой спальне…
Я запрокидываю голову и раздраженно стону.
– Пожалуйста, будь милым, ради бога!
То, как резко Томас ставит ноги на пол и встает, заставляет меня пошатнуться. Он направляется ко мне медленным, хищным шагом, расправляя плечи и, кажется, раздвигая воздух, как какой‑нибудь Посейдон, управляющий бурей и раскалывающий сушу трезубцем.
Я прижимаюсь к стене, Томас упирается рукой над моей головой, глядя на меня потемневшими глазами снизу вверх. Волнистые пряди волос падают ему на лицо, а у меня чешутся руки поправить их. Его член упирается мне в живот, и приходится не дышать, чтобы лишний раз не создавать трения, от которого моя похотливая сущность, кажется, в восторге.
Джемма, у тебя явно зашкаливает либидо.
– Я скажу это один раз, и тебе лучше запомнить. – Томас впивается в меня серьезным взглядом. – Первый раз, когда ты назвала меня «милым мальчиком», я это проигнорировал. Второй раз – уже традиция, и это не хорошо.
Я с трудом сглатываю, потому что ни разу не видела Томаса таким сердитым.
– Ты не считала меня милым, когда каталась на моем лице, как на американских горках. – Он приближает губы к моему уху, царапая щетиной нежную кожу. Я подавляю предательскую дрожь и в сотый раз за это утро приказываю себе собраться, черт возьми. –Или когда выкрикивала мое имя так громко, что сейчас у тебя осипший голос. О, и могу сказать с уверенностью, что слово «милый» не было тем, что крутилось в твоей голове, когда ты два раза кончила на мой язык. Так что да, Джемма, я не милый. И не мальчик. – Его шепот скользит по мне, как сладкий грех, которым и является этот мужчина.
Крепкая рука ложится мне на талию, притягивая ближе. Возбужденный член сильнее вдавливается в меня, и я готова ударить себя за то, что крепко сжимаю бедра от растущего возбуждения.
– И вот это тоже не опишешь, как что‑то «милое», не так ли, милая?
Я глубоко дышу и смотрю на него снизу вверх, желая сжечь и превратить в пепел. Нашу баталию взглядов прерывает пиликающий пейджер на тумбочке. Боже, храни 911 и их систему оповещения.
Томас резко отстраняется от меня и одевается куда быстрее меня.
– Где‑то крупный пожар. Мне нужно на работу.
Мои ноги словно прирастают к полу этой проклятой спальни, пока я наблюдаю за уже абсолютно невозмутимым и сконцентрированным мужчиной.
Когда паника, наконец‑то, чуть‑чуть отступает, глаза осматривают комнату, отмечая порядок и сдержанный интерьер. Мебель из темно‑коричневого состаренного дерева хорошо гармонирует со стенами теплого молочного оттенка, пол приятно глухо поскрипывает под ногами, создавая ощущение уюта.
Прежде чем уйти, Томас глубоко вздыхает и, оглянувшись через плечо, бросает на меня взгляд, полный… разочарования? Сложно определить. Но он смотрит на меня так пристально и глубоко, что по шее бегут мурашки.
– И да. Раз мысль о том, что мы занимались сексом, так раздражает и пугает тебя, что ты становишься белее снега, можешь расслабиться. Мой член ни разу тебя не коснулся, хотя ты была одержима тем, чтобы взять его в рот. Я – джентльмен, так что позволил даме кончить первой. Дама отключилась, утомленная оргазмом, и мы переспали. Разбираем по буквам и делаем вывод, что мы просто спали.
Он выходит за дверь, но, видимо, не может замолчать и кричит:
– Если бы я тебя трахнул, ты бы почувствовала это каждой мышцей, Сирена.
Затем слышится оглушительный, злой хлопок входной двери. Какое счастье, что от него дом не падает прямо на меня.
Я шумно выдыхаю весь воздух из легких – кажется, впервые с того момента, как Томас встал с кровати. Голова ударяется о стену.
– Черт, черт, черт! – выкрикиваю последнее слово от гнева и других разрушительных эмоций внутри. – Будь я проклята. Будь ты проклят, Томас. Будь проклята текила. И будь проклята эта дурацкая шляпа.
Глава 6
Томас
Я заставляю себя сосредоточиться на работе, но идиотское слово «милый» крутится в моей голове всю дорогу до пожарной части. Потом я чуть ли не разбираю его по слогам по пути на вызов.
Немногие знают, как меня раздражает это слово.
Черт, об этом не знает даже моя мать. Ведь она тоже все еще говорит: «Томас, милый, заедь к нам сегодня». Я – ее ребенок, и все вполне логично. Однако не могу не задаться вопросом, почему все вокруг считают двадцативосьмилетнего мужчину милым.
Милыми могут быть котята. Жеребята на ранчо тоже милые. Пушистый плед – милый.
Милый беззубый джек‑рассел миссис Линк.
Что из вышеперечисленного можно сравнить со мной?
Возможно, я слишком сильно зацикливаюсь. Или, может, это какое‑то проявление неуверенности в себе? Черт его знает.
Но я не могу прогнать из головы образ того, с каким испугом и неприятием происходящего посмотрела на меня Джемма, когда поняла, что провела ночь с «милым мальчиком Флэйминга». Ночь, которую я считаю одной из лучших в своей жизни.
И дело даже не в том, что запах Джеммы все еще ощущается на моем теле. Я думаю, это как‑то связано с… родством душ? Иисусе, такое вообще существует? Звучит так, будто я сошел с ума. Я никогда не верил в это. Мне хочется закатить глаза от самого себя при мысли, что одна ночь с девушкой вдруг открыла мне глаза и указала пальцем на ту, кого якобы послала мне вселенная… или как там говорят.
Я даже не знаю, что это за чувство. Какая‑то физическая тяга? Определенно. Джемма красива, и нужно быть слепым, чтобы не признать этот факт. Однако раньше ее внешность никогда не оказывала на меня сногсшибательного эффекта. Но я и не смотрел на нее так, как прожигаю взглядом сейчас…
Ну и если говорить начистоту – на моем лице она раньше тоже не сидела.
Однако есть что‑то еще. Что‑то более разрушительное и пленительное в этих темно‑карих глазах. В голосе, затрагивающем каждый мой нерв. В чертовой родинке в виде сердца, зажигающей во мне искру.
Я точно не влюбился в нее с первого взгляда – еще тем вечером, когда она была «незнакомкой». Но в тот день произошла какая‑то химическая реакция, перевернувшая вверх дном все мои чувства.
Ожидал ли я, что мы проведем сегодняшнюю ночь вместе? Нет. Это просто произошло. Был зов, которому, кажется, мы оба не могли противостоять. Были прикосновения губ, распаляющие сердце, как потоки воздуха, усиливающие горение. Был шепот и стоны, заставляющие каждый нерв в теле вибрировать.
