Огненное сердце

Когда выступление заканчивается, она вновь разворачивается спиной к зрителю. Ее плечи опускаются и поднимаются в быстром темпе, будто она пытается отдышаться. Свет начинает медленно затухать, а я снова скольжу глазами по изящному телу, останавливаясь на обнаженной спине.

Когда бар погружается в темноту, давая ей время покинуть сцену, я закрываю глаза и запечатлеваю в памяти родинку в виде сердца на левой стороне ее поясницы.

Пока мое собственное сердце объято огнем.

 

Глава 1

Томас

 

 

Я смотрю в кроссворд под названием «Уморительное ранчо» вот уже больше часа. И мы с Гарри все еще не можем разгадать слово по вертикали из шести букв.

– Здесь написано, что это уровень для детей шести лет. Мы что, настолько тупые?

Он ничего не отвечает – как всегда. Поэтому я продолжаю ломать голову над этим проклятым словом.

– «Самый медленный на ранчо…», – Я постукиваю карандашом по губам. – Тут еще после драматичного многоточия сказано: «И это не трактор». Какой идиот это придумал? Начнем с того, что трактор не такой уж и медленный. А закончим тем, что…

Пикающий звук на кардиомониторе становится быстрее, а затем снова приходит в норму.

– Хорошо, понял, тебе тоже надоело это «уморительное ранчо». Ни черта оно не уморительное.

Я отбрасываю кроссворд на стол и откидываюсь на спинку кресла, вытягивая затекшие ноги.

– Может, мне стоит принести сюда матрац? Или что‑то вроде раскладушки? – Я бросаю задумчивый взгляд на Гарри, словно он может увидеть меня.

Но нет. Его глаза по‑прежнему закрыты. Он по‑прежнему не шевелится. Его лицо такое бледное, что темно‑рыжие волосы, отливающие медью, кажутся слишком яркими.

– Ты бы мог хотя бы дернуть носом.

Я щелкаю его по большому пальцу на исхудавшей руке. Гарри – крупный мужчина, но месяцы комы словно высосали из него все силы, сделали слишком хрупким. Врач сказал, что его организм начал использовать мышечную массу в качестве источника энергии.

– Знаешь, наверное, стоит поблагодарить Марка за его изнуряющие тренировки и миллиард берпи. Твои мышцы сейчас оказывают тебе большую услугу.

Как скоро я сойду с ума, если продолжу разговаривать с человеком, который не хочет открывать свои чертовы глаза и отвечать мне?

Идет сотый день. Круглая дата, выходит. Но кто считает? Я.

Я считаю. Потому что ненавижу каждый день, который мой лучший друг проводит в коме, в то время как я имею возможность нормально проживать каждый из них.

Вероятно, это мое наказание.

Наказание за то, что я подвел свою команду, не смог правильно отдавать приказы, и поэтому Гарри решил спасти гребаную козу.

В сентябре я остался за капитана нашей пожарной части, потому что Марк был вынужден вернуть домой свою девушку, решившую телепортироваться обратно в Англию.

 

Именно в тот день, именно в тот час на местном ранчо «Дыхание» случился пожар. Он не был катастрофическим – мы с ребятами справлялись и с куда более сложными задачами. Но, видимо, я не осилил управление командой, и все развалилось к чертям.

 

А, если быть точнее, развалился амбар. И он придавил нас с Гарри.

Я тяжело сглатываю, когда воспоминания обжигают сознание.

 

Мы успели спасти весь скот, все почти закончилось. Я как раз выводил Жемчужину, любимую лошадь Мии, и вдруг понял, что в крайнем загоне кто‑то остался.

 

Гарри… и коза.

Упрямая коза, которую мы все странным образом и обожали, и ненавидели.

 

Пушинка была исчадием ада. На моем бедре до сих пор красуются следы ее зубов – лет десять назад она вцепилась в меня в каком‑то безумном припадке, когда я стоял к ней спиной.

И все же… Гарри не захотел ее бросать.

А я не захотел бросать его.

Так мы и оказались под обрушившимся амбаром после того, как выгнали оттуда козу. Только вот я отделался парой ожогов и пробитым легким, а он… так и не открыл глаза.

Я провожу взглядом по его зарубцевавшемуся ожогу, тянущемуся от затылка до поясницы. Когда он лежит на спине, все выглядит не так плохо и видны лишь розовые линии, опускающиеся от шеи к плечам. Ему потребовалась пересадка кожи. Несколько месяцев он провел в центральной больнице Миссулы, а потом его перевели обратно. Но ожоги – это полбеды. Черепно‑мозговая травма и отравление угарным газом слишком сильно ударили по его организму.

Все врачи в один голос твердят, что он стабилен.

Но как может быть стабилен человек, который выглядит призраком? Хотя нет – даже призраки не прикованы к больничной койке.

– Томас?

Я поднимаю взгляд на дверной проем и встречаю хмурый взгляд доктора Моргана.

– Я же просил ничего не надевать на него.

Я встаю, вытаскиваю из вялой руки Гарри ручку в форме морковки и снимаю с его лица игрушечные очки.

– Мы играли.

Я где‑то прочитал, что важно создавать атмосферу полного присутствия, чтобы мозг пациента захотел проснуться. Мне показалось, что ручка‑морковь и очки отлично подходят для кроссвордов.

– Можно тебя на минутку? – Доктор Морган похлопывает больничными картами по бедру и выходит из палаты.

– Скоро вернусь. Никуда не уходи, – бросаю Гарри на прощание.

Я слышу, как доктор Морган закашливается от этого черного юмора. Но мой лучший друг точно оценил бы его.