Огненное сердце
– Джемма, возьмешь еще одного? – Кара заглядывает в подсобку и смотрит на меня своими умоляющими серыми глазами. Должно быть, пришел кто‑то, кому она не может отказать.
Скорее всего, кто‑то с красивой задницей.
Нет. Я устала. У меня болят ноги и спина. Сегодня было больше десяти клиентов. Осталось пять минут до закрытия. Я хочу ванную и теплую кровать.
– Конечно.
Потому что мне нужны деньги.
Я встаю, убираю телефон и иду вслед за Карой, которая поправляет свои русые волосы и на ходу наносит блеск для губ.
– Стрижка? – уточняю я.
– Стрижка и борода.
Черт возьми.
Еще и долбаная борода.
Я морщусь от боли во всех мышцах, когда думаю о том, что мне придется наклоняться, чтобы подстричь бороду тому, кто вынудил Кару делать себе экспресс‑макияж.
Я выхожу в наш залитый теплым светом зал. Мне нравится, как несколько лет назад мы с мамой все здесь оформили. У нее всегда был вкус намного лучше моего, поэтому она помогала мне на каждом шагу – начиная с выбора полов из светлого дерева, обработанного под старину, и заканчивая светильниками в виде стилизованных обычных лампочек.
У меня в салоне множество растений, которые создают уют и ощущение, словно вы попали в какую‑то оранжерею прошлого века. Все цветы тоже выбирала мама. А еще однажды она привезла с кантри фестиваля ретро‑фотографии, отлично вписавшиеся в интерьер.
Что я буду делать, когда мне потребуется ремонт, а…
Я потираю грудь и запрещаю себе думать о том, что мама не доживет до ближайшего ремонта. Или ближайшего чего бы то ни было.
Я бросаю взгляд в зону ожидания и вижу широкоплечего мужчину, который своими большими руками листает журнал с модными окрашиваниями этого года.
– Что‑то приглянулось?
Томас отрывает взгляд от страницы и приветствует меня легкой улыбкой, при которой Кара не может сдержать мечтательный вздох.
– Думаю над балдаяжем.
– Балаяжем, – безэмоционально произношу я и взмахом руки приглашаю Томаса к креслу и раковине, чтобы вымыть его шевелюру.
Он встает во весь свой гигантский рост, расправляя плечи, и развязной походкой идет рядом со мной. Кара роняет ручку.
Я бросаю на нее грозный взгляд, чтобы она уже, черт возьми, взяла себя в руки.
Томас Саммерс является воплощением ярких улыбок, ослепительных подмигиваний и обладателем игривого вечно‑позитивного настроения. Этот мужчина может очаровать даже самую вредную старушку Флэйминга, героически переведя ее через дорогу и бросив ей комплимент, свидетельствующий о ее молодости.
Мы с Томасом знаем друг друга, наверное, всю жизнь. Я ходила в один детский сад и школу с его сестрой, поэтому до сих пор помню, как однажды Мия лет в тринадцать в красках рассказывала, что Томас занимался сексом на своем письменном столе со Стеллой Маккартни.
Даже моя мама всегда таяла от Томаса, говоря мне, что у мужчин Саммерс есть особая энергетика, заставляющая женщин забывать свое имя.
Я воспринимаю его хорошим знакомым, который всегда на виду и приветствует меня взмахом руки, как и любой житель города. Или же я так думала, пока в один «прекрасный» день его глаза не прожгли во мне дыры.
– Ты запустил себя, Саммерс, – ворчу на него, когда он устраивается в кресле.
Я распределяю шампунь по волосам, делаю массаж головы и намыливаю густые пряди шоколадного цвета. Пальцы пробегают от висков к теменной части, затем – ото лба к затылку.
Глаза Томаса с бесстыдно длинными черными ресницами закрываются, и он стонет. Хрипло и с такой глубиной, что по моим рукам на мгновение пробегают мурашки. От этого стона может сдаться без боя половина женского населения Флэйминга, так что я не буду винить себя за эту мимолетную слабость.
– Джемма, я сейчас скончаюсь от наслаждения прямо в этом кресле.
Еще один стон.
– Тихо ты, – я шикаю, – а то люди нас не поймут.
А Кара потеряет свои трусы прямо за стойкой администратора.
Томас распахивает свои глаза насыщенного зеленного цвета и смотрит на меня снизу вверх. Этот взгляд не невинный. Нет… Он наполнен лукавством и бесстыдным флиртом с разрушительными флюидами Саммерса.
– Можно тебя нанять как личную помывчицу головы? – Томас игриво вздергивает одну бровь.
Мы смотрим друг на друга пару секунд, которые резко начинают тянуться чересчур долго. Взгляд Томаса становится слишком напряженным, слишком пристальным, поэтому я переключаю внимание на его волосы и откашливаюсь:
– Не думаю, что существует такая должность.
Я вытираю ему голову, а он непринужденно пожимает плечами, словно у нас только что не было непонятной битвы взглядами.
– Ну, я только что ее придумал. Значит, есть.
Мы перемещаемся в парикмахерское кресло из гладкой кожи приятного карамельного оттенка, и я приступаю к работе.
Томас время от времени закрывает глаза, словно борется со сном, а потом решает завести светскую беседу. Хотя я бы предпочла молчать. А еще я бы не отказалась сесть в соседнее кресло и проспать несколько суток.
– Ты уже слышала, что старушка Роуз забросала снегом машину Бена?
Боже, эти двое не могут поделить свою общую подъездную дорожку на протяжении полувека.
– Стоит отметить творческий подход Роуз. Она вылепила из снега огромный член на капоте. У Нила есть фото, ведь Бен вызвал полицию ради такого ужасающего преступления.
Я сдерживаю смех.
– Нил арестовал Роуз?
– Конечно, нет. Провел с ней очередную беседу и сбил огромным снежком член с капота.
Я заканчиваю со стрижкой, превращая Томаса из дровосека в мужчину с эффектом ветра в волосах. Длина не слишком короткая, но и не достигает мочек ушей.
Я встаю перед ним и приступаю к бороде. Наши с Томасом взгляды снова встречаются, когда мне приходится наклониться. Он тяжело сглатывает, слишком долго пытаясь найти что‑то в моих глазах.