Отдаленные последствия

Он посмотрел на хозяина дома безмятежным взглядом тупого идиота и с улыбкой добавил:

– Не для меня неловко. Для вас.

– Молодой человек!

Олег Васильевич Масленков был сама суровость и непреклонность.

– Вы пришли сюда собирать сведения о нашем покойном сыне, вот и собирайте. Наша личная жизнь вас совершенно не касается, и мы не обязаны отчитываться перед вами.

– Воля ваша, – вздохнул Виктор и рывком открыл дверь, ведущую в узкий коридорчик.

Ему очень нравилось это выражение, «воля ваша», прочитал когда‑то в романе, о котором все взахлеб твердили, что это шедевр и каждый человек должен… Ну, в общем, все такое. Виктору не стыдно было бы признаться, что он книгу не читал, и плевать ему, что его сочли бы малообразованным и глупым, но стало интересно. Может, там и в самом деле что‑то необыкновенное написано? Прочитал. Роман показался забавным, но в целом малопонятным, скучным и каким‑то нечетким, размытым. У Виктора даже возникло странное ощущение, что писатель вроде как недоделал свое произведение, так, похватал по верхам какие‑то обрывочные мысли, но не проработал их и бросил на полдороге. А вот слова «воля ваша» почему‑то запали в голову. Вкусные они были, что ли… Во всяком случае, произносить их было приятно.

Галина Сергеевна стояла к нему спиной в проеме полуоткрытой двери. Собеседника ее, стоящего на лестничной площадке, Виктор сперва не увидел, но когда Масленкова услышала шаги и обернулась, то невольно сместилась в сторону, и лейтенант разглядел долговязого худого парня в темной куртке и серой шерстяной шапке.

На лице Масленковой отразился ужас, смешанный с отчаянием, она открыла рот в попытке что‑то сказать, но не успела. Сам лейтенант Вишняков тоже ничего не успел: ни удостоверение достать, ни нужных слов придумать. Парень в серой шапке кинулся вниз по лестнице. Галина Сергеевна будто приросла к месту, и Виктору потребовалось некоторое время, чтобы отодвинуть женщину и прорваться на оперативный простор.

Парень был длинноногим и мчался вниз, перескакивая разом через несколько ступеней, но Виктор все равно его догнал на первом этаже. Физподготовка – единственный предмет, по которому у слушателя Вишнякова на протяжении всех четырех лет обучения были только отличные оценки. Переброс тела через перила с упором на руки и приземлением в середине следующего пролета лестницы был его коронным фокусом, которым никто из сокурсников так и не овладел. В принципе ничего сложного, почти в каждом кино такое проделывают, если какая погоня, но там же каскадеры, а в жизни за злодеями бегают самые обычные опера, у которых на совершенствование физической формы времени нет.

Схватив парня за куртку и прижав спиной к стене, Виктор спросил:

– Ты кто?

И с удовлетворением отметил, что дыхание почти совсем не сбилось и голос звучит ровно. А вот у беглеца в серой шапке с дыхалкой совсем беда.

– Я… – пропыхтел тот, задыхаясь и хватая ртом воздух. – Я – Матвей… Пусти…

– Ага, щас, – презрительно бросил Вишняков и достал наручники.

«Поздравляю, – сказал он сам себе, – вот и первое задержание по делу об убийстве. Можешь ведь, если как следует постараешься».

 

Матвей

 

Ночь в изоляторе – то еще удовольствие, но Матвей не роптал, наоборот, почти гордился собой. Он ничего лишнего не сказал, ребят не выдал, не назвал ни одного имени. Своих не сдают. Правда, не война и даже не революция, очевидного противостояния «наших» и «врагов» не наблюдается, но полиция уж точно к «нашим» не относится, тут и обсуждать нечего. Полиция состоит на службе у государства, а государство, в котором живет Матвей Очеретин, и есть самый главный враг своего народа. Всё делает, чтобы людям жилось как можно хуже, как можно труднее. Чтобы перемерли все, кто послабее. Пусть останутся только молодые сильные волки и акулы, которые сами себя прокормят и вылечат, если что. А от тех, на кого приходится тратить бюджетные деньги, оказывая всякую социальную помощь, следует как можно быстрее избавиться. И первые на очереди – больные дети и беспомощные старики. Вот так. Разве можно уважать и любить такое государство? И разве можно уважать полицию, которая ему служит?

Так всегда говорил отец, но Матвей поверил не сразу, сопротивлялся какое‑то время. На электронную почту Карге Стекловой регулярно приходили письма «От мэра Москвы», в которых описывалось, какие затеи городские власти придумывали для пенсионеров: и экскурсии, и группы здоровья, и курсы всякие, мастер‑классы, творческие студии. Бесплатно! Ну, или не совсем бесплатно, но за вполне подъемные деньги. Но отец был непреклонен.

– Экскурсии и студии – это же для тех, кто на ногах и в разуме, со зрением, слухом и мозгами. А ты хотя бы представляешь, сколько у нас таких стариков, которые уже ничем этим воспользоваться не могут? Им из подъезда выйти – и то проблема. Не видят, не слышат, ноги не ходят. Им не курсы нужны, а нормально организованная социальная помощь, и не такая, как сейчас, – абы как два раза в неделю, а ежедневная и объемная: чтобы продукты приносили, кормили, в квартире убирали, помыться помогли, поговорили с ними, и медсестра чтобы приходила как минимум через день. Дома престарелых должны быть достойными и финансово доступными. Помогать энергичным активным пенсионерам легко, а ты вот таким беспомощным пойди‑ка помоги! Это ж из бюджета какие деньжищи придется вынуть, самим на распил ничего не останется. Ты вспомни нашу бабулю. Разве она могла бы жить одна? Она и соображала уже совсем плохо, и ходила еле‑еле, и болячек целый букет. Хорошо, что мы у нее были, к себе взяли. А если бы нас не было? Запомни, сынок: когда помогаешь только тем, кому помочь легко, а кому трудно, тому не помогаешь, это самое натуральное лицемерие. И наше государство – яркий тому пример.

Вообще‑то Матвей был далек от политики и подобных разговоров о социальной справедливости. Чего ему запариваться? На его услуги спрос большой и будет только расти, без куска хлеба он не останется, так что можно на все забить и жить в свое удовольствие.

Однако по мере знакомства с работой профессора Стекловой твердые «аполитичные» устои начали давать трещины. И чем чаще Матвей слышал о запросе на справедливость, тем больше крепла в нем ненависть ко всей правоохранительной системе.

И к полиции – в самую первую очередь.

Когда сегодня он пришел к Масленковым и Галина Сергеевна сказала: «Уходи быстрее, ты не вовремя, у нас полиция», он сперва даже не понял, о чем речь, и не вспомнил о своей ненависти. Просто испугался и на короткое время перестал соображать. Но ведь это же нормально, когда человек боится полицейских, правда? «Уходи, пока тебя не увидели, это для твоего же блага», – продолжала твердить Галина Сергеевна. А уж когда стукнула дверь и в прихожей возник тот парень, опер, Матвей рванул изо всех сил вниз по лестнице. Эх, если бы этот лейтенант Вишняков отвел его обратно в квартиру и при нем спросил бы Масленковых, кто он такой и зачем приходил, можно было бы хоть услышать их ответ и сориентироваться. Но нет. Борзый лейтенант скрутил Матвея, наручники надел и отвез прямо на Петровку. Гадай вот теперь, что сказали Галина Сергеевна и Олег Васильевич.