Отказная жена Феникса или Карьера дерзкой попаданки
– Не передать словами, как я рада, – прошипела я.
Я еще не знала, что там с хозяйством, но уже предполагала, что доставка грузов на остров будет стоить нам звонкой монеты. Уже сейчас мы заплатили три серебряных… птеродактиля? нет, гарпии… за перевоз людей и телеги на ту сторону.
Паромщик, разумеется, выглядел счастливым. В нас он явно видел толстосумов, способных обеспечить его заработком до конца жизни. А я все больше сомневалась, что вытянула счастливый билет.
На другой стороне пролива светило солнце. Удивительно было наблюдать четкую границу в небе – разрыв в облаках. Солнечные лучи щедро заливали лесок на берегу острова, а над другим берегом сгущались черные тучи.
Паром отбыл вдоль натянутых веревок. Паромщик и его помощники сердечно с нами попрощались, намекнув, что заскучать не успеют.
Зато я успела (пойдя против утверждения, что договариваться лучше на берегу) обсудить с паромщиком наше дальнейшее сотрудничество. Сошлись мы на сумме, которая худо‑бедно устроила обоих. Я была готова арендовать паром два раза в неделю, не считая незапланированные переправы. А вдруг в кафешку захочется сходить, вот так, неожиданно.
Городок здесь имелся. Небольшой, но густонаселенный, портовый. Назывался он Тиндерг, что в переводе со старинного языка означало «алый огонь».
По дороге в поместье Динфэй объяснил странный солнечный феномен:
– Это фениксы, лэнья. Здесь была у них особая земля. Солнышко их любит. До Раскола на полуострове тоже имелось поместье, старое. От него только фундамент остался, но тогдашние Люминоры все отстроили.
– А город?
– Так эта… тоже назван в честь Алого Феникса, основателя Тиндерга. На острове всегда теплее, чем на Земле, и чудеса разные творятся.
– Какие? – подпрыгнул Габби. – Какие чудеса?
– Не чудеса то, а проклятие, – с видом знатока зловеще ввернула Нэнси. – Расплодилось зверья всякого, нечисть покоя не дает.
Динфэй укоризненно поглядел на экономку через плечо, но та добилась обратного эффекта: Габби не только не испугался, а восхищенно вздохнул. Наличие зверья и нечисти явно увеличило привлекательность Фаир‑Глана в его глазах.
Меланхоличная лошадка впервые выказала признаки оживления, и за следующим поворотом открылся вид на поместье.
Двухэтажный особняк серыми окнами смотрел в сторону моря. Издалека он выглядел величественным и ухоженным. Я ожидала, что когда мы подъедем ближе, вид изменится. Старое здание без должного ухода, открытое морским ветрам…
Но даже вблизи дом производил неизгладимое впечатление.
Толстые стены с щербинами, изъеденные солью, кое‑где с обнажившимися из‑под известки камнями, тем не менее казались несокрушимыми.
Большинство окон на втором этаже лишились стекол и были забиты досками. На крыше виднелись хаотичные заплатки из свежего дерева. Лужайка перед домом заросла сорняками, щебень на дорожках размыло, а из клумб торчали не подлежащее идентификации сухие стебли.
И все же я ожидала худшего. Вокруг шумел лес, и остатки сада терялись в нем в паре десятков шагов от особняка. Море поблескивало в прорехах живописных зарослей, некогда, видимо, бывших аллеей для прогулок.
– Это… прекрасно, – сказала я, не найдя других слов.
Будто бы домой попала. Словно всю жизнь сюда стремилась и, наконец, добралась.
Внутрь я вошла, пребывая в легком трансе. Я как будто бы заранее знала, что увижу: огромную кухню с закопченным потолком, но холодными застоявшимися печами и запахом старого жира, несколько узеньких комнат‑кладовок, гостиную с высокими окнами в эркерах, библиотеку с пыльными книгами и вытертым ковром, каменную лестницу наверх…
Нам с Дерси подготовили две смежные комнаты. Я распорядилась, чтобы открыли еще одну, для юного Габриэля, на Нэнси, уперев руки в боки, категорично заявила, что дел у нее и так хватает.
Динфэй робко вызвался помочь, но я отказалась. Слуге, довольно немолодому человеку, и так досталось за день. Я лишь попросила его отнести чемоданы в комнаты.
Переодевшись в старенькое платье, я в буквальном смысле закатала рукава. Пыль я не переносила, и как рассадник бактерий и прочей гадкой живности, и как аллергический фактор. У меня уже начинал подозрительно чесаться нос.
Натаскав воды, мы с Дерси отдраили светлую комнатку для Габби. А потом, переглянувшись и поморщившись, принялись за свои спальни.
Создавалось ощущение, что Нэнси прошлась по комнатам по какой‑то странной траектории, держа по тряпке в вытянутых руках. Где задела там, считай, и протерла. Пол, кажется, подметали метлой из трех прутьев, вездесущий морской песок хрустел под ногами.
Одним словом, к концу дня мы так умаялись, что отужинали хлебом и сыром (Нэнси пыталась накормить нас вчерашним овощным рагу, но мой нос категорически воспротивился).
Ночью я лежала в кровати, раскинув конечности морской звездой и бессмысленно таращась в освещенный двумя лунами потолок.
Мне никогда со всем этим не справиться, сделала я вывод, заставив несколько мыслей лениво пошевелиться в черепной коробке. И какая еще, к чертям собачьим, финансовая независимость? Что я умею? Хорошо готовить? Вести хозяйство? Да, пожалуй. Но о том, чтобы превратить Фаир‑Глан в процветающий курорт, не стоит и мечтать.
Никто еще не отменял такое понятие, как развитая инфраструктура. Это в художественной литературе шустрые попаданки из нашего мира в средневековье зарабатывают начальный капитал на внедрении посудомоечных машин и продвинутых сельскохозяйственных технологий.
У меня была только моя профессия. Вряд ли в городе поймут, если там появится лэнья‑ветеринар. Да и договор предполагал, что я буду жить в поместье. По Кодексу Измененных я могла покидать Фаир‑Глан лишь на один совокупный месяц в году и каждый выезд должна была согласовывать с Гнездом Люминоров и бывшим мужем. С такими ограничениями постоянная работа в городе мне не светила.
Хорошо хоть особняк не оказался развалинами. Если правильно рассчитать бюджет, можно потихоньку двигаться по пути ремонта и обновления. В конце концов, в договоре не указывалось, что я должна превратить Фаир‑Глан в королевскую резиденцию.
Главным препятствием на пути к победе было отсутствие персонала. Насколько я успела выяснить, Динфэй выбивался из сил, а Нэнси больше воровала, чем работала. В своем мире я вела хозяйство на довольно приличные средства, но не могла позволить себе унизать шею и руки золотыми украшениями.
В полумраке спальни скрипнула крышка письмовницы. Не успела я изложить свою ситуацию, как разбуженный посреди ночи О’Дулли прислал возмущенный ответ:
> Два часа пополуночи! Я увольняюсь, госпожа Роули!
Подумав, я накарябала ниже:
