Отказная жена Феникса или Карьера дерзкой попаданки
> А мой бывший муж это одобрит?
Последовала глубокомысленная пауза.
> Завтра постараюсь изучить все документы по поместью. Думаю, найду лазейку.
> Спокойных вам снов! – вежливо написала я, но абонент воспользовался моим ноу‑хау и захлопнул шкатулку.
– Я лэнья, вообще‑то, а не поломойка, – возмутилась я на пятый день уборки.
Со стороны Дерси раздался подозрительный звук, похожий на смешок:
– Вот вы и привыкли называть себя лэньей, – сказала горничная… нет, уже просто помощница и подруга, а учитывая, сколько дел мы переделали вместе… Вот только уговорить ее перейти на «ты» я так и не смогла.
– Не смейся! – проворчала я. – Даже в загробной жизни отдохнуть не дают!
Тут мы обе рассмеялись.
– Моя тетя, – принялась рассказывать Дерси, – став отказной женой, чтобы заработать, лепила солонки из глины, а ее сестра, моя мама, продавала их на рынке. Потом, правда, тетин муж драк, мой дядя, умер, и тетя забрала меня к себе. А мама до сих пор лепит эти плошки, солонки и подставки и дарит подругам.
– Слушай, Дерси, – рискнула спросить я, – а почему твоя тетя, будучи обеспеченной женщиной, не дала тебе образование?
– Как это не дала? – возмутилась помощница. – Я умею готовить, шью, хорошо стираю, знаю много рецептов зелий и отваров от головной боли.
– Рецепты от головной боли – это сила, – признала я. – Тебе цены нет. Да мужья хозяек с тебя в любом благородном семействе пылинки сдувать будут. Тебе просто с Эвери не повезло. Она и без головной боли сумела мужа достать.
– А вы, хозяйка, – Дерси вздохнула. – Что с вашей семьей случилось?
При упоминании моей предшественницы горничная всегда печалилась. И это при том, что Эвери обращалась с ней, как с рабыней.
– Случилось, что я себя переоценила, – призналась я. – Взяла на себя ответственность, с которой не справилась. А меня, наоборот, опустили до статуса говорящего пылесоса. Был у нас такой робот‑пылесос. Я как‑то загрузила в него программу шутливого общения. Йориком назвала. Он все время бормотал: «Бедный Йорик, бедный Йорик, за что тебя… в этот свинарник?»
– Шаловливый дух, – с ходу классифицировала хозяйственную «нечисть» Дерси. – У нас такие на ярмарках продаются, для розыгрыша. Можно в любой предмет вселить. Только не все такие шутки понимают.
– Вот и меня не поняли, особенно падчерица. В ее комнате Йорик ругался активнее всего.
– А муж?
– Митя? Он был милым, пока мы встречались. Казался таким… наивно романтичным. Всегда мной восхищался… жалел. Я много работала, а он хотел домашнюю жену. Не знаю, зачем я согласилась. Митя убедился, что я уже никуда не денусь, и переложил на мои плечи свой дом, свою дочь, даже больную маму.
– Вы были очень одиноки, – резюмировала Дерси, – оттого, наверное, и померли.
– Думаю, ты в чем‑то права. Во мне разрослась болезнь, как… паук.
– Так это прокляли вас, – не менее авторитетно заявила помощница.
– Но у нас нет магии.
– А лукавый дух? И вообще, моя мама говорит: миров много, и в каждой свое волшебство, иногда маленькое, слабенькое.
– Тоже верно, – спорить не хотелось.
Я с кряхтением разогнулась, оценив проделанную работу.
Гостиная заметно посвежела. Выстиранные шторы, камин без свисающих сталактитами комьев копоти, блестящий пол, местами, правда, вытертый. Чистенько, но бедненько.
Нужно средства и слуги. Пятьсот орлов раз в полгода – жалкие слезы. Боюсь, мы с Гидеоном виделись не в последний раз. Следующий будет, когда я науськаю на него О’Дулли.
– Придется жестко экономить, – пробормотала я.
Дерси только пожала плечами, тетушкино воспитание ее нехило закалило.
– Я силки на кроликов ставить умею, – гордо похвасталась она. – Небось не оголодаем.
– Дерси, да ты просто бриллиант! Дай тебе бог мужа хорошего! – воскликнула я, и девушка слегка зарделась.
Впрочем, насчет оголодать у меня уже сейчас имелись некоторые опасения. Нэнси готовила ужасно. Я вообще не подозревала, что можно так портить продукты.
Нам уже пришли заказанные в городе мясо, мука и овощи. Все благополучно растворилось в недрах кладовки, при этом всякий раз, когда я заговаривала об улучшении качества питания, Нэнси упрекала нас в обжорстве, особенно Габби.
Мальчик действительно хорошо кушал. Но упрекать молодой растущий организм в том, что он растет, было как‑то ниже моего понимания.
Я недоумевала, почему экономка ведет себя так нагло. Неуязвимая она, что ли? Уверена, что на ее место желающих не найдется?
– Надеюсь, одними кроликами питаться не понадобится, – сказала я. – У нас есть золото от продажи украшений. Как ты там говорила, целых полсата монет?
– Да, полмешочка. А целый сат – это большой мешочек, – напомнила Дерси.
Я старалась запомнить здешние меры и не запутаться.
На кухне что‑то брякнуло и булькнуло, а в коридоре – скрипнуло. Потянуло горелым.
– Пойдем‑ка прогуляемся, – предложила я, принюхиваясь, – Динфэй обещал экскурсию по хозяйственной части поместья.
Недавний ураган (такое на побережье случалось часто) разворошил и разбросал остатки старой «инфраструктуры» имения. Целыми остались лишь те постройки, которые Динфэй регулярно укреплял и обновлял: дровяной сарай, амбар и конюшня.
Моя мечта завести свинок и курочек постепенно гасла. Все опять упиралось в деньги и персонал.
Плодов сад давал немного. Пара старых яблонь, несколько кустов смородины, терновник и дикая слива едва‑едва обеспечивали потребность двух‑трех человек. Динфэй сушил садовые дары, зимой из них готовили сладкие отвары.
Сил обновить и облагородить сад у пожилого слуги не хватало. Правда, в лесу рос дикий кизил, и его ягодки уже начали розоветь. Как‑то сразу предположилось, что заготавливать ценный продукт придется мне, Дерси и Габби.
Рыжик уже впрягся в работу. Динфэй не мог на него нахвалиться. Привыкший к тяжелому труду мальчишка за утро переделывал кучу дел. Он предпочитал быстро выполнить поручения и потом бродить по лесу вокруг поместья с Алисси, осваивая новые территории для игр. Больше всего я опасалась, что ребенок и лисенок однажды одичают.
– А это что за место? – спросила Дерси, когда Динфэй вывел нас на неухоженную лужайку за садом, окруженную длинными низкими постройками.
– Так эта… как его… бестиарий тут был, прежних хозяев, – сообщил слуга. – Люминоры здесь своих бестий разводили.