Парни из Манчестера. Все под контролем

Он сделал в RealTimeBoard доску под названием «Тыковка», куда заносит каждое действие, которое мог бы совершить, чтобы его брат остался в живых. Структурность помогает очистить голову, хоть от сослагательного наклонения и несет слабостью и отчаянием. Однако Леон продолжает твердить себе: разбор собственных ошибок может спасти их будущее. У него еще остались Гэри и Джек. Нельзя теперь проебать их тоже.

Все свои ошибки он разделил на три ключевых блока: неверные приоритеты, манчестерские проблемы и недостаток общения. Последний получился самым обширным, но это неудивительно: Леон проводит каждую ночь, перебирая воспоминания. Он насчитал шесть случаев, когда Тыковка готов был признаться. И еще две дюжины тех, когда это было бы уместно.

– Мистер Гамильтон, – оживает динамик на столе, – к вам миссис Гибсон.

– Доктор Гибсон, – звучит приглушенный голос Кэтрин. – Хотя уже какая разница.

Еще один ночной кошмар, и его нужно пережить: чертова вдова брата. Тыковка запретил судиться с ней, но есть вещи, которые даже его смерть не изменит: они договорились, что дивиденды получает только тот, кто работает в компании. И теперь нужно найти этой женщине место здесь, как бы ни хотелось больше никогда ее не видеть.

«Не самый полезный брат»… Господи, он был не просто полезным, а необходимым, как воздух! Как он мог так думать…

– Пусть заходит.

Дверь открывается, и на пороге появляется Кэтрин в персиковом деловом костюме. Леон уже знает: она кореянка, тридцать два года, работает врачом. Есть старший брат, мощный корпоративный юрист из Флориды. Дальше пока не копал.

– Добрый…

– Что не так? Почему вы то представляетесь доктором, то соглашаетесь на «миссис Гибсон»? – перебивает ее Леон.

Кэтрин вопросительно хмурится, но отвечает не сразу: сначала подходит к столу и опускается в кресло напротив без приглашения.

– Добрый день, мистер Гамильтон, – заканчивает она. – Видите ли, я привыкла к тому, чтобы ко мне обращались как к доктору Гибсон, но с вечера пятницы я не работаю в больнице.

– По какой причине?

– По личной, – ровно произносит Кэтрин. – Мистер Гамильтон, разговор не связан с моим трудоустройством, верно?

– Вы не правы. Нужно обсудить наше будущее взаимодействие. Вы ведь стали акционером «Феллоу Хэнд».

– И как эти вещи связаны?

– Напрямую.

Гнев подступает к горлу, и приходится сделать над собой еще одно усилие, чтобы подавить его, затолкнуть поглубже и не повышать тон. О них и так говорят черт знает что, а Эмилия, новый ассистент, сегодня первый день.

Скорее бы найти пиарщика. Хоть что‑то вернуть на старые рельсы.

– Что вы знаете о компании? – спрашивает Леон.

– Все, – растягивает губы в улыбке Кэтрин. – Историю возникновения, развития, взлетов и неудач. Знаю, что Женевьев Хансон много говорит на общих собраниях, а Джек Эдвардс прошлым летом пытался уволиться.

Значит, Тыковка ей все рассказал. Историю возникновения… Леон заглядывает ей в глаза и в глубине видит ответ на свой вопрос: Кэтрин знает об их криминальном прошлом.

– У нас есть непреложное правило: дивиденды не может получать человек, который не работает в «Феллоу Хэнд». Поэтому придется обсудить, чем вы будете нам полезны.

– Простите? – наклоняет голову она. – Я не буду вам полезна.

Глубокий вдох. Зачем Тыковка женился именно на этой женщине? Чтобы она теперь испытывала терпение Леона?

– Должно быть что‑то, – сквозь зубы произносит он.

– Нет. Вам придется изменить это правило.

– Миссис… А как ваша девичья фамилия?

– Миссис Гибсон. Называйте меня именно так.

– Рекомендую вернуть старую фамилию.

– Не нуждаюсь в ваших рекомендациях.

Между ними повисает тяжелая тишина. Леону приходится даже прикрыть глаза: Тыковка просил не хамить этой женщине.

– Думаю, мы неверно начали наш диалог, – пытается усмирить гнев он. – Попробуем заново?

– Ладно. Почему для вас это правило настолько незыблемо? – спокойно спрашивает Кэтрин.

Точно непрошибаемая голддигерша. Иначе не объяснишь, как она, две недели назад потерявшая мужа, сидит так уверенно и торгуется с ним из‑за денег.

– Это принцип нашей компании, закрепленный документально при ее основании. Для меня как для генерального директора и собственника очень важно, чтобы он не был нарушен ни при каких условиях. Где вы планировали работать?

– Я учусь. Незадолго до смерти Тома мы приняли решение, что мне нужно сменить профессию. Поэтому сейчас я сосредоточена на этом.

– Мы незнакомы. Можете кратко погрузить меня в вашу… предыдущую специализацию?

– Врач‑онколог, – кивает Кэтрин. – Я потратила на эту профессию всю осознанную жизнь, так что других занятий у меня никогда не было. И если здесь нет позиции штатной медсестры – а это вроде не школа, – я вам не пригожусь.

– А помимо профессии у вас есть навыки?

– Нет.

– Вы начинаете обучение. Чему?

Леон не сдастся. В крайнем случае проще освободить для Кэтрин вакансию ассистента или отправить стажером в маркетинг.

– Бизнес‑анализ.

Неплохо. Леон прокручивает в голове варианты: медицина, бизнес‑анализ… Должно быть еще что‑то. Точно!

– Вы знаете корейский?

– Это мой родной язык, – с достоинством кивает Кэтрин.

– Отлично. Мне предстоит поездка в Сеул, в головной офис автомобильного концерна.

В ее взгляде что‑то меняется. Леон тут же цепляется за редкую эмоцию.

– Если вы действительно сможете помочь в переговорах, я подберу для вас достойное место в компании.

Опять странный блеск. Ее способны пронять его слова, осталось найти, что именно так действует.

– Ваши навыки на самом деле не настолько критичны. В компании большинство директоров учились с нуля. Вы готовы ехать со мной в Сеул?

Сеул! Вот что вызывает у нее чувства. Мигрантская тоска? Возвращение к истокам? Что она ощущает и почему именно из‑за этой поездки?

– Ладно, – на секунду прикрывает глаза Кэтрин. – Если это настолько критично… Но у меня есть условие.

– Простите?