Парни из Манчестера. Все под контролем

– Как ты держишься? – вдруг спрашивает Леон. – Почему вообще так держишься?

– А что мне делать? – удивляется Кэтрин. – Ты бы предпочел, чтобы я не могла из дома выйти?

– Я без претензий, – сглатывает пиво он. – Чего ты как еж?

– Тебя не понять, – вздыхает она и наконец садится поглубже на диван, обнимая руками живот. – Я как еж, а кому‑то для нормального разговора нужно напиться.

– Есть такое, – хмыкает Леон и протягивает руку. – Ну что, еж, миримся?

– Только если ты перестанешь так меня называть.

Кэтрин отвечает на рукопожатие. У нее маленькая ладонь и тонкие хрупкие пальцы, но удивительно серьезный взгляд. И впервые за все время их знакомства они и правда могут просто разговаривать, а не звенеть яйцами. Леону не хочется уходить: с ней хорошо и спокойно. А еще сейчас со всем, что он узнал, особенно страшно оставаться одному.

– Последний вопрос, – тянет время он. – Почему семь месяцев?

– Прости? – удивляется Кэтрин. – О чем ты спрашиваешь?

– Ты сказала, что готова работать семь месяцев. Не год или полгода.

Если она и правда знакома с ребятами из концерна, это может помочь. Кажется, Леон, пытаясь придумать для нее работу, верно попал.

– Скоро все равно станет очевидно, – вздыхает Кэтрин. – Я беременна.

Можно будет попробовать с тем самым столиком съездить в Германию: образцы уже готовы и утверждены, а им все равно пора выходить на новые рынки… Стоп, она что?!

Леон подрывается с места, резко разворачиваясь на пятках. Для осознания ее слов приходится несколько раз повторить их про себя.

– В каком смысле беременна? – уточняет он на всякий случай. Вдруг послышалось.

– Ты в порядке? – спрашивает Кэтрин. – В каком смысле женщины могут беременеть?

– Том знал? – вырывается у Леона против воли.

– Нет, – мрачнеет она. – Я не успела сказать. Гэри тоже не знает. Никто не знает, кроме моей подруги Хейли и родителей.

Так‑так. Беременность означает, что у Кэтрин будет ребенок и это будет ребенок Тыковки. Логично, такое случается у людей, которые спят вместе, а они даже были женаты. Понятно, откуда взялась беременность. Единственное, что Леону совершенно непонятно, – что ему с этим делать. Поскольку детей в его мире не было, то и планов на них тоже не появлялось.

И вот теперь Тыковка мертв, его жена беременна и с этим нужно что‑то делать.

– Через семь месяцев ты родишь? – задает тупой вопрос Леон.

– Планирую.

Он невольно отшатывается, и Кэтрин снова закрывается: лицо сковывает бесстрастная маска, а руки грозно скрещиваются на груди.

– Мне нужна секунда, – просит Леон, – осознать.

– Как хочешь.

Паника неуместна: сейчас Кэтрин необходима помощь, а не его истеричные попытки принять происходящее. Леон оглядывается назад, словно там стоит Тыковка, который с осуждением смотрит на них. И он был бы прав, конечно, просто… А что люди делают с беременными женщинами?

Взгляд падает на расческу, оставленную на тумбе, и решение само прыгает в руки.

– Иди ко мне, – командует Леон, взяв расческу.

– Что ты делаешь?

– Что умею. Просто доверься.

Он сам обходит диван и становится позади Кэтрин, неловко морщась. Это поможет им обоим: девушки расслабляются, когда им расчесывают волосы, а Леону обычно подобные действия помогают расставить мысли по местам.

– Ты начинаешь меня пугать, – произносит она.

– Чш‑ш‑ш, – отвечает он успокаивающе, – сама увидишь, как это хорошо.

– Вот сейчас еще больше.

Кэтрин оборачивается через плечо, окидывая его таким странным взглядом, что становится понятно: без объяснений не обойтись.

– У тебя волосы спутались, – осторожно поворачивает ее обратно Леон. – Давай я помогу. Доверься, пожалуйста, станет легче.

– Ты точно двинулся, – вздыхает Кэтрин.

Он снимает резинку с хвоста и надевает себе на руку. Длинные и тяжелые волосы шелком проскальзывают между пальцев, и когда он принимается аккуратно, прядь за прядью прочесывать их, не видя лица самой Кэтрин, мысли постепенно успокаиваются.

– Значит, так, – рассуждает он вслух, – больше никаких долгих перелетов. Возвращаемся домой, и ты остаешься в Нью‑Йорке до родов.

– Леон, беременность не болезнь.

– Это вредно для ребенка, – отрезает он, подхватывая прядь снизу, – сама должна понимать.

Ему почти слышно, как Кэтрин закатывает глаза.

– Не спорь, – предупреждает Леон. – Теперь скажи, что у тебя со страховкой.

– Том хотел включить меня в свою, но…

– У нас есть в пакете, – перебивает он. – Вернемся, займись документами, надо было сразу сказать. Как у акционера и топ‑менеджера компании, у тебя будет такая же страховка.

– Когда это я успела стать топ‑менеджером? – с иронией переспрашивает Кэтрин.

– Ты директор по развитию, когда это ты перестала им быть?

Стоило дать задачу по ее страховке сразу же, но откуда ему было знать? Леон пальцами разделяет маленькую спутавшуюся прядку, но Кэтрин вдруг задирает голову и смотрит ему в глаза.

– Я думала, должность – это чистая формальность. Чтобы ты мог объяснить остальным мое присутствие на ключевых встречах.

– В следующий раз думай лучше, – отвечает он. – И не мешай мне.

– Сейчас или вообще?

– Философский вопрос, миссис Гибсон. – Леон мягко заставляет ее вернуть голову в исходное положение. – Дальше: составь список того, в чем тебе нужна помощь. Все, что должен был сделать Тыковка.

– Ты же не собираешься его заменить?

– Конечно собираюсь, – серьезно отвечает Леон. – Я потерял брата и теперь точно не планирую потерять его ребенка.

– Ну тогда предлагаю тебе держать меня за руку на УЗИ, а также присоединиться к группе поддержки готовящихся к родам, – хмыкает она.