Парни из Манчестера. Все под контролем
У них даже нет грамотного пиарщика – Женевьев все еще тянет эту функцию на себе, но у нее недостаточно опыта и связей. В конце концов, она лишь маркетолог. Леон тянется за телефоном и открывает календарь, который не изменился за последний час. В еще одно окно он назначает встречу Женевьев. Черт, где носит Шерил – она совершенно игнорирует его сообщения – и почему именно сегодня?
В квартале от нотариуса он сворачивает к платной парковке: в этом районе совсем негде бросить машину даже на пару минут. Леон задерживается внутри, настраиваясь: сейчас его ждет еще один сложный момент. Нужно будет решить столько всего – и поехать в квартиру Тыковки, разобрать вещи. Собаку‑то он не успел завести? Если нет, тогда это можно будет отложить.
Повернувшись, Леон замечает «Линкольн» Джека. Тот тоже внутри, опустил голову на руль и закрывает ее руками. Черт, он, наверное, сходит с ума – для всех них смерть Тыковки стала шоком, но Джек очень чувствительный сам по себе. Любые потрясения всегда давались ему тяжелее.
Нужно будет с ним поговорить. Просто попробовать выдохнуть какими‑то словами все, что накопилось внутри. В себе Леон не сомневается – кому в горле нужно время, он рассосется, хотя вряд ли до конца. Но Гэри сейчас может устроить самому себе чемпионат по национальному английскому спорту – алкоголизму. А Джек… Этот способен даже причинить себе вред.
Подождав, пока дверь «Линкольна» откроется, Леон выбирается из «Теслы». Они с Джеком встречаются взглядами и кивают друг другу. В ту же секунду на парковку въезжает «Форд» Гэри, огромный черный пикап, заметный за милю. Братья в сборе, но на еще одном свободном месте до боли в груди не хватает серебристого спорткара по имени «Индиго», машины Тыковки. Леон слишком долго смотрит на дыру в своем сердце, и силы, которые он собирал все утро, покидают его.
На свободное место рядом с «Фордом» заезжает еще одна черная машина – «Хендай Ионик». Леон кивает Джеку, приглашая идти за собой, и тот делает шаг вперед.
– Мы догоним, – доносится до него рычащий голос Гэри.
Что ж, не им одним нужно время. Леон обещает себе, что сегодня вернется домой, откроет бутылку виски и позволит алкоголю расслабить напряженный мозг. Возможно, сейчас стоит даже накидаться до отключки, хоть он и не делал этого лет шесть, с самого их переезда в Штаты. Только один день – иначе он сопьется быстрее Гэри.
Они собираются в приемной нотариуса, так и не проронив ни слова – незачем. Последней появляется эта чертова Кэтрин. В сером деловом костюме с нелепыми туфлями на низком каблуке она даже не похожа на вдову. Хоть бы траур надела для приличия.
– Не опоздала? – тихо спрашивает она, становясь рядом с Гэри. – Еле выбралась из стационара.
– Нас еще не звали, – спокойно отвечает тот. – Не передумала уходить?
– Нет, – качает головой Кэтрин, поправляя пиджак. – В пятницу последний день.
Леон прислушивается, пытаясь понять, о чем они говорят. Выходит так, словно она увольняется… кем бы ни работала. Он даже об этом не спросил – было неинтересно. Что ж, если она рассчитывает жить на наследство, у него есть пара плохих новостей.
Когда их приглашают в комнату для оглашения завещания, Леон заходит последним. Там стоит ровно четыре стула. Боль от смерти брата, которая с утра ощущалась как тупая и фоновая, поднимает голову, и приходится заставить себя с трудом подавить отчаянный вой, рвущийся наружу.
Их было четверо. Их всегда, с первого дня, было четверо.
Кэтрин оказывается с краю, скрытая от Леона широким торсом Гэри. Приходится прикусить язык: не стоит давать боли выход через колкости и яд. В конце концов, еще ничего не известно. Напротив них за стол усаживается пожилой грузный мужчина с блестящей лысиной, обрамленной белыми волосами. Его морщинистое лицо сосредоточено на бумагах перед ним.
– Сегодня, двадцать седьмого февраля две тысячи девятнадцатого года, я, Джеймс Эверетт Брент, нотариус, поверен огласить завещание Томаса Кристофера Гибсона, британского подданного. Здесь присутствуют все, кто упомянут в завещании. Перед тем как я сообщу о распоряжениях мистера Гибсона, меня попросили передать следующие письма.
Монотонно произнося их имена, Брент протягивает им три конверта. Каждому, кроме Кэтрин. Леон сжимает свой пальцами, но не открывает. Он боится увидеть внутри корявый почерк Тыковки и окончательно впасть в безумие.
– Я, Томас Кристофер Гибсон, в здравом уме и твердой памяти, – Брент запинается, но продолжает, – несмотря на таблетки, которые глотаю вместо супа, сообщаю свои последние распоряжения по поводу моего имущества.
Джек рядом с Леоном ерзает на стуле и прикрывает рот рукой.
– Являясь владельцем двадцати пяти процентов акций компании «Феллоу Хэнд», я распределяю их следующим образом: по пять процентов каждому из моих названых братьев, коими являются Гэри Дэниел Джеймс Барнс, Джек Уолтер Эдвардс и Леон Генри Эдуард Гамильтон, виконт Колчестер. Прошу распоряжаться ими со всем умом, который у вас есть, братья, и вести наше дело к процветанию.
– И запомнил же, – усмехается Гэри.
– Оставшиеся десять процентов акций «Феллоу Хэнд» вместе со всем моим имуществом, включая квартиру в Уильямсберге, гаражное помещение там же, мою машину «Индиго», если она еще пригодится, денежные средства на всех моих счетах, телевизор и все движимое и недвижимое имущество, которое я забыл указать, переходят моей жене Кэтрин Гибсон.
У Леона гудит в ушах, он перестает слышать ровный голос нотариуса. Что ты натворил, Тыковка? С квартирой и деньгами он еще смог бы смириться, черт с ними, пусть бы эта Кэтрин жила в чужом доме во имя их общего спокойствия. Но пустить ее в их компанию? Человека, пальцем о палец не ударившего ради нее, и теперь что? Выплачивать ей дивиденды, которых она не заработала?
Нет, ей ничего не достанется. Он пойдет на что угодно.
Оглашение завещания заканчивается, и они, получив свои копии, выходят на улицу. Джек тут же открывает конверт и, достав из него лист бумаги, быстро пробегает глазами по строчкам.
– Этого не будет, – поворачивается Леон, находя взглядом застывшую посреди тротуара Кэтрин. – Я не дам ни цента от «Феллоу Хэнд», запомни. Чувствуешь себя победителем? Нет, война только началась.
Гэри ошарашенно поворачивается к нему, а на каменном лице Кэтрин губы искривляются от отвращения.
– И вам добрый день, виконт Колчестер, – произносит она. – Какая война?
– Я отсужу нашу компанию, – сообщает Леон. – Не позволю, чтобы она досталась обычной голддигерше.
– Что сказал? – хватает его за плечо Гэри. – Ты ебанулся, закатывать здесь скандал?
Он встает между ним и Кэтрин, закрывая ее телом.
– А тебя что, это устраивает?
– Мы все потеряли Тыковку. Это не дает тебе права вести себя как свинья.
– Гэри, – слышится встревоженный голос Кэтрин. – Ты нужен Джеку.
Это заставляет обернуться. Джек сидит на земле, прислонившись к стене здания и закрыв голову руками. Письмо Тыковки лежит перед ним. Инстинктивно дернувшись к нему, Леон не успевает: Гэри в два прыжка оказывается рядом.