По осколкам твоего сердца

– Я не могу, – еле выдавила я из себя. – Не могу больше… Не могу. Не могу.

Я снова плакала, а Игорь успокаивал меня, гладя по волосам и говоря что‑то хорошее. Он пытался защитить меня от ветра.

– Идем, я тебя провожу, – сказал Игорь, когда очередной приступ слез прекратился, и я едва стояла на ногах.

Друг детства повел меня в подъезд, сам моими ключами открыл дверь. Вызвал лифт. Нажал на кнопку.

– На всякий случай решил заехать, – сказал он. – Узнать, как ты… А то трубку не берешь. Волновался за тебя. Вчера твоей маме телефон передал, ты его выронила, когда потеряла сознание.

Я лишь кивнула – разговаривать не было сил.

– Ты как, держишься?

– Не знаю, – едва слышно произнесла я.

– Глупый вопрос. Тебе больно, понимаю… Не знаю, что тебе сказать. Да тут что ни скажешь, все будет не то. Я соболезную, Полина. Твой Барс, он… Ну, ты знаешь, что мы не ладили и все такое, но я скорблю вместе с тобой по твоей потере. Только скажи, как тебе помочь, я все сделаю.

Игорь крепко сжал мое плечо, и я вновь устало кивнула.

– Ничем не поможешь. Но спасибо, – прошептала я.

Мы вышли из лифта, направились к квартире, и я с трудом открыла дверь.

– Звони, если что, – на прощание сказал Игорь. – Помогу, если нужно. Ладно?

Я с благодарностью взглянула на него и вошла в квартиру. Мама уже выбежала в прихожую. Глаза у нее были тревожные, да и сама она – дерганая.

– Полина! – закричала она. – Ты где была?! Я тебе столько раз звонила! Уже не знала, что думать! Бегала тебя искать! Диларе позвонила, в школу позвонила, думала в больницы начать звонить!

– Прости, – едва вымолвила я. – У Димы потерялась собака, мы ее искали… А звонок я не слышала.

Моя взгляд упал на вешалку, и я поняла, что отчим дома. Приехал с работы.

Мама обняла меня.

– Не пугай меня так больше, – проговорила она, всхлипывая. – Я так за тебя переживаю. Знаю, тебе больно, но прошу, возьми себя в руки, доченька. Ладно?

Я кивнула.

В прихожую вышел Андрей и, увидев меня, приподнял бровь.

– Я же сказал, что с ней все хорошо, – холодно сказал он. – Видишь, сама пришла. А ты волновалась, Дана.

– Как я могу не волноваться?! – закричала мама. – Это же моя дочь! У нее горе! И она пропала.

– Тише‑тише, – приобнял ее Андрей. – Тебе нельзя волноваться, дорогая. Все хорошо. Твоя дочь пришла. Она в порядке.

Он заботливо поцеловал ее в висок, и она прикусила губу.

Молча я прошла мимо них и направилась в свою комнату с одним лишь желанием лечь в кровать и никогда больше не вставать. Я действительно перестала чувствовать себя как личность. Стала человеком‑функцией. Будто растворилась после ухода Димы. Но перед тем как с размаху упасть в постель, я проверила Обеда. Котенок все так же сидел в коробке. Сжался в комочек, и шерстка на его спинке топорщилась от страха. Увидев меня, он запищал и позволил взять себя на руки.

– Все хорошо, мой маленький, – прошептала я, гладя его под подбородком. – Я тебя защищу. Веришь?

Он верил – замурлыкал.

Кроме меня у него никого не было.

В комнату вошла мама. Принесла бутерброды и горячий чай со смородиновым джемом – варенье у нас в доме не водилось, потому что Андрей считал это совком. Пообнимала меня, погладила котенка, который сразу же потянулся к ней. Попыталась разговорить, но я молчала. Попыталась накормить, но к еде я чувствовала отвращение. Тогда она впихнула в меня еще одну успокаивающую таблетку. По глазам я видела, что мама беспокоится за меня, но ничего не могла с собой поделать.

Мама пробыла со мной несколько часов.

– Полинкин, – сказала она перед тем, как покинуть спальню, но почему‑то осеклась.

– Что? – едва шевеля губами, спросила я.

– Да так. Ничего. Ты ложись спать, ладно? Поспи немного. В школу пока не ходи – я договорилась с классной.

Мама ушла, а я в очередной раз проверила мессенджер – что напишет Леха? Они с парнями до сих пор были в ветеринарной клинике. Врач сказал, что Лорда сбила машина и что ему нужна срочная операция. Леха обещал написать, когда она закончится. И я ждала, ждала, ждала… А время тянулось, как жвачка.

Я снова мониторила интернет. После авиакатастрофы все местные СМИ словно с цепи сорвались. Многие не просто писали статьи, а поливали Сперанского грязью, припоминая все его грешки. Называли выходцем из девяностых, рассказывали о контактах с какой‑то преступной группировкой, пытались связать его смерть и смерть всей его семьи с бизнесом, который он вел.

Для кого‑то авария стала лишь очередным инфоповодом. А для кого‑то это стало трагедией и вечной болью.

До Димы в СМИ тоже добрались – писали, что у Сперанского был старший сын‑одиннадцатиклассник. Кто‑то деликатно называл его «сложным ребенком», а кто‑то, не стесняясь, давал клеймо бандита. Мол, каким был отец, таким вырос и сын. В одних новостях даже показали заблюренное лицо парня, подписанного как «ученик 105‑ой школы». Измененным голосом он рассказывал, каким моральным уродом был Дима Барсов, как издевался над школьниками и учителями, как вымогал деньги и избивал.

У меня перехватило дыхание – несмотря на старания телевизионщиков я узнала Егора Власова. Урода, который решил сделать меня изгоем, чтобы потом заработать на этом. Какой же подонок! Решил потоптаться на Диме напоследок!

Разозлившись, я схватила телефон и едва не кинула его в стену – остановила себя в последний момент. Нет, мне нельзя ломать телефон. Это средство связи.

Во мне все еще жила надежда, что Дима жив.

Глупая надежда.

В местных новостных пабликах про смерть Сперанского тоже писали. Человеком он был известным, считался влиятельным и богатым. И в очередной раз человеческая жестокость ударила по сердцу. Для кого‑то его смерть и смерть его семьи, включая маленькую дочку, была «актом справедливости», ведь «богатые совсем зажрались». А кто‑то даже злорадствовал. Мол, давно ждали, когда этого Сперанского пристукнут.

Я не смогла это читать – это было просто невыносимо. Я не понимала, что не так с людьми, которые радуются чужим смертям. Почему чужое горе для них вдруг стало высшей справедливостью? Кто они такие, чтобы решать это? Пытаясь забыться, я рассматривала фотографии Димы на своем телефоне и все плакала, плакала, плакала… Слезам не было конца. И боли тоже.

Леха позвонил через час и напряженным голосом сказал, что операция прошла успешно. Лорда на несколько дней нужно оставить в клинике, но врач говорит, все будет хорошо.

– Я его себе заберу, – сказал он. – Мать почти уговорил.