Нити судьбы. По ту сторону барьера 3

– Да. Они все такие. Я видела их клан, они приходили к Таурохтар, пока мы были в плену. Им нечего есть. Им негде жить. Они воруют у людей, расплачиваясь за это своими жизнями. Иногда им «везет», и они похищают людей и отдают их Таурохтар в обмен за право охотиться на специальной земле, которую для Таурохтар отвела Верховная жрица.

Исалиэль испуганно ахнула, слезы с новой силой заструились по щекам:

– Я не знала… Это… ужасно… Но почему?..

– Спросите у матери, – отрезала Лайя, зло сжимая кулаки. Перед глазами вставали лица Таурохтар, которые бросали в неё камни, которые били ногами и руками… Ухмыляющийся Марохин… Ненависть снова всколыхнула темную составляющую души. Желание насладиться страданием одного из эльфов пересилило понимание, что Исалиэль не виновата. – И чтобы вы знали… Клан Таурохтар, тот самый, кому Анкалумэ предоставила привилегии, не просто держали в плену обещанного вам Великими силами суженного. Они унижали его, били, держали в цепях… И, если бы не Тэруми, он был бы уже мертв. Вы никогда бы не встретились. Так бы и остались в своем уютном саду прекрасным, выращенным в теплице, цветком.

Исалиэль, зажав рот рукой, широко распахнутыми глазами смотрела на спящую фигуру Чонсока, а Лайя со злой ухмылкой наблюдала за её реакцией.

– Я… я ничего этого не знала, я думала…

Её тихие отчаянные возгласы разбудили эльфов. Мужчины стали осматриваться, пытаясь определить источник опасности. Исалиэль тут же утерла слезы и выпрямилась. Будущая Верховная жрица должна быть верой своего народа, его символом, она не может себе позволить тихонечко повыть от горя или испугаться, не может спрятаться, как делала это раньше, пусть и не по своей воле.

Злость Лайи при виде этого утихла. Эльфийку стало немного жаль.

– Если вам дана власть всё изменить, сделайте это, – сказала ей Лайя.

Исалиэль не ответила, и Лайя ушла к себе, пока проснувшиеся эльфы не стали удручать её повышенным вниманием, опасаясь за свою драгоценную принцессу.

***

На сей раз Лайя проснулась, когда за окнами намечался рассвет. Она аккуратно растолкала Тэруми и Чонсока. Сестра тихо проворчала и отвернулась, уютно устраивая свой нос на груди у возлюбленного. Чон же сонно погладил Тэруми по волосам и опять закрыл глаза.

– Давайте есть и в путь, – громко сказала Лайя, уже бесцеремонно толкая их. – Ещё хотелось бы в кустики, но я одна боюсь выходить наружу. Не хотелось бы утро начать в качестве основного блюда для какой‑нибудь твари, которая может находиться по ту сторону двери.

– Тогда поменяем вчерашний план, – хриплым ото сна голосом пробурчала Тэруми, садясь и лениво взъерошивая свои волосы. – Одного эльфа за шиворот и выкидываем за дверь. Если сожрут, то ещё посидим тут. Потом процедуру повторим… – Она обвела взглядом остроухих спутников и сокрушенно добавила: – Жаль только попыток ограниченное количество.

Лайя захохотала, чем вызвала гневные взгляды эльфов, что уже успели проснуться. Чонсок тоже не удержался от улыбки.

Поев, собрались все быстро, а потом столпились у двери, прислушиваясь к происходящему снаружи. Лайя и Тэруми переглянулись и хихикнули, вспоминая утреннее предложение. Натаниэль наградил строгим, надменным взглядом, а потом снова приник к двери. Не услышав ничего, что могло вызвать беспокойство, собрался выходить. Тэруми его остановила:

– Дам нужно пропустить вперед.

Она сделала картинно‑вежливый пригласительный жест, смотря на Исалиэль. Эльфийка послушно прошла вперед. Лайя прыснула со смеха, но тут же подобралась. Взгляд Натаниэля стал убийственным, но затевать ссору не стал, очевидно посчитав, что с существами, обделенными интеллектом, ругаться – выше его достоинства. Эльф открыл дверь и вышел наружу.

Ничего не напоминало ужаса вчерашнего дня. Нежные лучи утреннего солнца развеивали страх и внушали ложное ощущение безопасности. Не поддаться этим минутам покоя было невозможно. Все разбрелись по разным сторонам в поисках уединения, животные же воспользовались образовавшейся паузой с умом: настало время для их трапезы.

Лайя зашла за поворот одной из уцелевших стен какого‑то рядом прилегающего строения – вроде бы эту сторону никто не облюбовал – и наткнулась на статую.