Почтальонша
Площадь Кастелло и прилегающие к ней улицы были заполнены лотками под белыми навесами. Шум, который Анна услышала издалека, по мере приближения к площади становился все громче и вскоре почти оглушил ее: продавцы нараспев зазывали покупателей, отовсюду слышались крики, громкий смех, кое‑где возникали перебранки между активно жестикулирующими людьми.
Первая часть рынка пахла качорикоттой[1], овечьим сыром и острыми оливками в рассоле. Смесь этих запахов казалась настолько отвратительной в этот ранний час, что вызывала тошноту. Анна ускорила шаг и прикрыла нос ладонью.
– Сюда, – воскликнула Агата. – Посмотри.
Это был ее любимый уголок рынка, где продавались кухонные принадлежности и домашняя утварь – настоящие жемчужины местных мастеров.
– Вот увидишь, здесь обязательно найдется что‑то тебе по вкусу, – сказала она. Продавец за первым прилавком, совсем еще молодой здоровяк с едва наметившимися усами и темными кудрявыми волосами, расхваливал только что полученный товар:
– Такого вы больше нигде не найдете! – он показал вазу из местного камня, расписанную вручную желтыми цветами, глиняный горшок для тушения овощей и несколько деревянных половников с ручками из глазурованной керамики.
– А это что? – спросила Анна, указывая на небольшой глиняный предмет. Он напоминал шишку или готовую вот‑вот раскрыться почку с двумя загнутыми по бокам листьями.
– Это пумо, – ответила Агата. – Тебе нравится? – спросила она, с надеждой заглядывая ей в глаза.
– Талисман на удачу, – пояснил парень. – Но действует, только если его кому‑то подарить.
Анна поморщилась, всем своим видом говоря, что ни в какие талисманы она не верит.
– Вот увидите, – подмигнул парень. И, прежде чем Анна сумела возразить, Агата взяла пумо, расплатилась и положила его Анне в сумку. – Дарю тебе его.
Анна поблагодарила, даже не улыбнувшись. «И что мне теперь с ним делать? Не только бесполезен, но еще и уродлив», – подумала она.
Затем они подошли к прилавку с фигурками из папье‑маше. Среди Мадонн, Иисусов и разных святых, выстроившихся ровными рядами как солдатики, Анна сразу же заметила небольшую статуэтку, которую, казалось, задвинули в угол, как никому не нужную: крестьянка в широком белом платье с развевающимся подолом, с растрепанными ветром волосами и с корзинкой красных яблок в руках. Это была единственная статуэтка с дефектом – на ее лице виднелась небольшая щербинка.
– Я возьму вот эту, – сказала Анна без колебаний, показывая на нее.
Агата посмотрела на нее в недоумении.
– Может, лучше взять святого Лоренцо, нашего покровителя? Смотри, какая красивая, – сказала она, беря статуэтку в руки.
Но Анна на нее даже не глянула.
Мужчина, сидевший за прилавком, нагнулся, взял старую газету из стопки, лежавшей у его ног, и принялся тщательно заворачивать в нее статуэтку.
– Аккуратнее, не раздавите ее в сумке. Папье‑маше – очень хрупкий материал, – предупредил он, протягивая сверток.
Пройдя чуть дальше, они остановились перед грудой корзин и прочей плетеной утвари. Пожилая женщина с темным пушком над губой и мозолистыми руками, босая, сидела прямо на земле и плела очередную корзину: она только что закончила стенки и собиралась приступить к ручке. Агата тепло ее поприветствовала и тут же завела разговор. Две женщины перекидывалась однотипными фразами вроде «Слава тебе Господи, скрипим помаленьку», а Анна не могла оторвать взгляд от ног старухи, черных от земли, с потрескавшимися пятками и пожелтевшими ногтями. Она вспомнила свою бабушку, которая каждый вечер, прежде чем лечь спать, втирала в ступни молоко, после чего надевала на еще влажные ноги носки.
– Всегда ухаживай за руками и ногами, – часто повторяла она внучке. – Люди в первую очередь обращают внимание на такие мелочи, запомни это.
– Сюда, – сказала Агата, беря Анну под локоть. Они свернули на боковую улицу и подошли к тележке с тканями. Миниатюрная продавщица с собранными в пучок волосами и зеленой шалью на плечах показывала рулон синего шелка какой‑то женщине. Платье покупательницы так плотно облегало ее фигуру, что казалось нарисованным прямо на теле. Ее густые темные волосы спадали на спину мягкими волнами. Но больше всего поразили Анну ее руки: не только потому, что они ощупывали шелк с той же нежностью, с какой гладят по головке новорожденного младенца, но еще и потому, что у нее были очень ухоженные ногти, покрытые красным лаком. Ни у одной из женщин, которых она видела в Лиццанелло, не было таких изящных рук.
– О, а вот и наша Агата. Доброе утро, – воскликнула торговка тканями, широко улыбаясь.
– Это Анна, моя невестка, – представила ее Агата.
Женщина с красными ногтями резко обернулась, и синий шелк выскользнул из ее пальцев. Анна пожала протянутую торговкой руку, краем глаза заметив, что та, другая женщина пристально ее разглядывает.
– Что я могу вам предложить, мои дорогие?
– Мне надо сшить занавески для окна в спальне, – объяснила Агата. – Дай несколько метров белого хлопка и тонкие нитки, чтобы обвязать края.
– Я вас, пожалуй, оставлю, – вмешалась женщина с красными ногтями, оторвав наконец взгляд от Анны. И добавила продавщице на местном диалекте:
– Шелк подходит, отложи его для меня, позже я пришлю за ним мужа.
И не прощаясь она развернулась на каблуках и ушла.
– Кто это такая? – прошептала Анна на ухо Агате.
– Кармела, – ответила Агата, немного смутившись.
– Кармела?
Агата посмотрела на нее в замешательстве.
– Портниха…
– Вот, пожалуйста, – вмешалась продавщица, протягивая бумажный сверток. Агата расплатилась и, поблагодарив ее, обещала скоро прийти снова.
Они вернулись на площадь.
– Заглянем на минутку к зеленщику? – предложила Анна, показывая на вывеску «Овощи‑фрукты». – Мне надо купить пучок базилика. Хочу завтра приготовить песто.
[1] Качорикотта (ит. cacioricotta) – традиционный мягкий сыр из смеси овечьего и козьего молока, который делают в Апулии.
