Почтальонша
Анна ощутила дыхание этого ветра, как только вышла из автобуса. На ней было длинное черное платье – знак траура, который она носила уже три года. На руках она с трудом удерживала Роберто, годовалого малыша с живым любопытным взглядом.
Карло протянул было руку, чтобы ей помочь, но Анна покачала головой.
– Я сама, – сказала она, с трудом скрывая раздражение.
Безудержный восторг Карло, его неуемное ликование, словно ему наконец вернули любимую игрушку, отнятую в наказание, были ей непонятны. К тому же дорога оказалась такой изматывающей, что ей сейчас хотелось лишь одного – лечь и уснуть. Она окинула взглядом площадь: странный соломенно‑желтый цвет зданий, выцветшие вывески, серая башня внушительного замка. Вот они – новые декорации ее жизни, так непохожие на то, к чему она привыкла. В этот миг она с болью в сердце осознала, как далеко отсюда до Лигурии и ее родной Пиньи, живописно раскинувшейся на склоне холма среди каштановых рощ.
– Антонио уже должен быть здесь, – пробормотал ее муж, оглядываясь по сторонам. – Он знает, что автобус приходит в три, – Карло поднял глаза к большим часам на городской ратуше. – А сейчас уже четверть четвертого.
– Не удивлюсь, если в этих краях и часы едва ползут, – заметила Анна, вытирая рукавом платья вспотевший лобик Роберто.
Карло лишь весело хмыкнул в ответ и покачал головой: в жене ему нравилось абсолютно все, даже ее острый язычок.
Запыхавшийся Антонио появился через пару минут – на лбу у него блестели капли пота, прядь волос выбилась из набриолиненной прически.
– А вот и он! – просиял Карло и с распростертыми объятиями кинулся к брату. Он обхватил Антонио за шею, крепко прижал к себе и попытался запрыгнуть на него, едва не повалив на землю.
Анна, смотрела на двух мужчин, которые смеялись как дети, но не вмешивалась. Она понимала – этот момент принадлежит только им двоим. Ни дня не проходило, чтобы Карло не вспоминал о брате: «Антонио бы подумал это…», «Антонио бы сделал то…», «Я тебе когда‑нибудь рассказывал, как мы с Антонио…». Несмотря на годы, проведенные вдали друг от друга, когда разлуку скрашивали лишь открытки, письма и телеграммы, а также посылки с оливковым маслом и другими гостинцами, регулярно приходившие с юга, связь между братьями не ослабла. Напротив, их родственные узы только окрепли.
Взяв Антонио за локоть, Карло подвел его к Анне.
Поразительное сходство, подумала она, когда он остановился в шаге от нее: такое же лицо с острым подбородком, что и у ее мужа, разве что чуть больше морщин и нет усов, те же черные глаза, закругленный кончик носа, нижняя губа чуть полнее верхней – словно копия, сделанная с портрета тем же художником.
– Это моя Анна, – сказал Карло, светясь от радости. – А этот прекрасный малыш – твой племянник. Наконец‑то ты с ним познакомишься.
Антонио застенчиво улыбнулся и протянул руку для приветствия. Анна вяло ее пожала, отметив, что взгляд у него другой, совсем не такой лукаво‑игривый, как у Карло. В глазах Антонио таилась меланхоличная глубина, и в этот момент они, казалось, пытались проникнуть Анне в самую душу. Она вдруг почувствовала, как вспыхнули ее щеки, и отвела взгляд. «Какого черта я краснею?» – подумала она.
Антонио тоже опустил глаза.
– Привет, я твой дядя, – с улыбкой сказал он Роберто, погладив его по голове. Золото обручального кольца сверкнуло на солнце. Пряча глаза, Анна передала ему ребенка.
– Ну надо же, quantu sinti beddru[1]! – оживился Антонио, подхватывая малыша под мышки.
– Весь в маму, – вставил Карло и погладил Анну по щеке тыльной стороной ладони.
Она не отстранилась, но было ясно, что сейчас ей не до комплиментов.
Водитель автобуса в мокрой от пота рубашке, которая липла к телу, закончил выгружать багаж – два чемодана и большую картонную коробку, – попрощался с ними, приподняв козырек фуражки, и, тяжело дыша, медленно направился в сторону «Кастелло» – единственного бара на площади.
Карло взял чемоданы.
– А ты разберись с коробкой, – сказал он Антонио. И пошел вперед.
Анна забрала Роберто и строго предупредила:
– Осторожно. Там все самое дорогое, что у меня есть. – Она с некоторым смущением осознала, что это были первые слова, с которыми она к нему обратилась.
– Обещаю быть очень осторожным, – ответил он. Аккуратно поднял коробку, крепко придерживая ее обеими руками за дно, и поспешил вслед за братом. Анна шла рядом; ее каблучки стучали по скользким гладким булыжникам мостовой как будто в такт ее слегка прерывистому дыханию.
– Почти пришли, – с улыбкой подбодрил ее Антонио.
Дом, где предстояло жить Карло и Анне, находился на улице Паладини, всего в нескольких шагах от площади. Раньше он принадлежал Луиджи, дяде братьев по материнской линии, владевшему большими земельными угодьями, из‑за чего местные прозвали его патруну – хозяин. Он сумел разбогатеть, но так и не обзавелся детьми, поэтому после его смерти Антонио и Карло досталось все, что он имел: земли, дома и солидная сумма денег, позволяющая какое‑то время прожить безбедно.
Если бы не этот чертов дядя, ей не пришлось бы отказываться от привычной жизни в Пинье и своих учеников, чтобы переехать на юг, подумала Анна. Она ненавидела его, хоть он уже и умер.
Поставив коробку перед входом в дом, Антонио порылся в карманах брюк, достал ключ, вставил его в замок и распахнул деревянную дверь; луч солнца, проникший снаружи, осветил очаровательный дворик, окруженный галереей со звездчатым сводом и каменными стенами медового цвета. В центре стоял круглый мраморный столик и два кованых стула, в углу – глиняный горшок с растением, засохшим бог знает когда.
Карло бросил чемоданы во дворе и отправился осматривать дом. Он поднялся по лестнице, спустился обратно, заглянул в каждый уголок, стянул простыни с мебели, стоявшей в большом зале с камином. Антонио наблюдал за ним, облокотившись о дверной косяк, и чувствовал, как его переполняют эмоции. Как же он скучал по весельчаку Карлетто, своему любимому младшему братишке! Пока они были вместе, никто другой ему был не нужен: Карло был не просто братом, но и лучшим другом, незаменимым товарищем по проказам, единственным, кто знал его до глубины души. Когда брат уехал, Антонио показалось, будто он остался один в целом мире. Никто не мог избавить его от этого чувства одиночества и вернуть его миру яркие краски. Даже – подумал он, ощутив легкий укол совести, – жена Агата или дочь Лоренца.
[1] Какой ты красивый! (апулийский диалект, характерный для этого региона Италии). – Здесь и далее прим. ред.
