Подменыш
– А у Матрены, выходит, будет сразу два жениха, – захихикала Аша. – Не многовато ли, Матрена? Сдюжишь ли сразу двоих?
Меня будто обдало жаром.
А ведь это уже было. Давно, целых двенадцать лет назад. Так же горел праздничный костер, шумели веселые голоса, а мы с подругами так же вязали узлы на майском дереве. В ту ночь мне тоже выпали две ленты – красная и зеленая. Кто‑то из старших – не то старая шишига Пелагея, супруга деда Ермила, не то водяница Веренея – пошутил, мол, какая выпадет лента, таков окажется будущий супруг. Я над этим посмеялась – мне было пятнадцать лет, и замужество тогда представлялось чем‑то далеким и малоинтересным. А потом появился ОН.
Я закрыла глаза, и, как наяву, увидела картину того далекого праздника…
…Майский костер пылает едва ли не до небес. Играет музыка, вокруг огня танцуют веселые гости. В стороне от них, у священных дубов, стоит мужчина. Он статен и высок. Его длинные волосы белее снега, а взгляд такой острый и пронзительный, что я ощущаю его через всю поляну. Он смотрит на меня – в этом нет никакого сомнения.
Внезапно ко мне подбегает Малаша. Она хватает меня за руку и настойчиво ведет к деревьям, что‑то бормоча про важное знакомство и великую честь. Мы подходим к мужчине, и у меня перехватывает дух от магического потока, что идет от него во все стороны. Обдериха вежливо склоняет перед ним голову и заставляет поклониться меня.
– Вот, Игнат Огнеславович, моя названная дочь Матрена, – с гордостью говорит она, подтолкнув меня вперед.
В мое лицо тут же впиваются большие янтарные глаза с вертикальным кошачьим зрачком. Или зрачок вовсе не кошачий, а… змеиный?
Я сглатываю вязкую слюну, которой от этого взгляда наполнился рот.
Мне не надо спрашивать, кем является этот мужчина.
Это цмок – огнедышащий змей‑оборотень, владыка камней и подземных вод.
Я в первый раз вижу его на этом празднике. Да что там, я вижу его первый раз в жизни! Общаться с такими сильными серьезными чародеями мне еще не приходилось.
– Хороша, – с улыбкой говорит цмок. Его голос мелодичен, однако в нем слышится холод подземелий и морских глубин. – Молодая, но сильная и способная. Что же, Маланья, отдашь ли ты Матрену мне в жены?
Мои глаза становятся круглыми, как блюдца. Я поворачиваюсь к обдерихе и вижу, что она удивлена не меньше меня. Ее щеки бледны, как бумага, взгляд изумленный и испуганный.
– К‑конечно, господин… – невнятно бормочет она. – Ваше предложение – великая честь… Но… Как же…
– Присылать сватов я не стану, – продолжает Игнат Огнеславович. – Раз уж я посватался сам, в этом больше нет необходимости.
Я сжимаю Малашину руку, а она прижимает меня к себе, явно борясь с желанием спрятать меня за своей спиной.
– Когда же будет свадьба?
Ее голос дрожит, однако маг не обращает на это внимание.
– Со свадьбой мы торопиться не будем, – спокойно говорит он. – Дадим Матрене время повзрослеть. А чтобы невеста не сомневалась в серьезности моих намерений, я сделаю ей маленький подарок.
Он протягивает мне руку. Я несколько секунд с испуганной нерешительностью смотрю ему в лицо, а потом вкладываю в его ладонь свои дрожащие пальцы. Игнат целует мое запястье, и на нем появляется узкий ободок металлического браслета. Рисунок на его внешней стороне напоминает змеиную чешую.
Цмок отпускает мою ладонь и, еще раз взглянув мне в глаза, уходит к горящему костру.
Я оборачиваюсь к Малаше.
– Мамушка, что это было?!
– Я ничего не понимаю, капелька, – тихо отвечает обдериха. – Ведь он… Он никогда… Зачем ему это надо?..
– Он что, правда позвал меня замуж?
– Правда. А я согласилась тебя отдать.
– Причем здесь ты? – удивляюсь я. – Предложение ведь сделали мне. Это я должна решать – принимать его или нет.
– Согласие на брак испокон века дают родители, – со вздохом возражает Малаша. – Слово невесты силы не имеет.
– Мамушка, я не хочу за него замуж! Он слишком взрослый и… страшный. У меня от его взгляда подгибались колени и мурашки по рукам бегали!
– Игната Огнеславовича все боятся, дитятко, – снова вздыхает обдериха. – А потому никогда ни в чем ему не отказывают. Бессмысленное это дело – отказывать цмоку. Если ему что‑то надо, он это без разрешения может взять. Ну, ничего. Авось, пройдет время, Игнат жениться раздумает…
Я отогнала воспоминание и обернулась к костру. Теперь там играла музыка, а вокруг него весело плясали пары.
– Идемте танцевать! – Аша закинул свою ленту на ветку и побежала к огню.
Навки поспешили за ней.
Я же осталась у дерева, пытаясь выровнять сбившееся дыхание.
Это все моя впечатлительность. Я не вспоминала об Игнате много лет. За эти годы он появился в моей жизни всего один раз, да и то мельком, как сон или греза, а его змеиный браслет спрятан на самой дальней полке самого дальнего шкафа. Если бы не вчерашний разговор с Малашей, я бы о змее так и не вспомнила.
Цмок занят своими делами, та Ночь костров была единственной, которую он посетил за последние двадцать лет. Сегодня его здесь нет, а значит, надо успокоиться и продолжать веселиться.
Я завязала на лентах по узелку, заставила себя улыбнуться и побежала догонять подруг.
***
Мой следующий день начался после тринадцати ноль‑ноль. Домой я вернулась на рассвете – уставшая, довольная и с гудящими от плясок ногами. Бросила на стул одежду, упала на кровать и до обеда спала мертвым сном.
После пробуждения я чувствовала себя разбитой, как старое корыто, и выбралась из‑под одеяла исключительно усилием воли. В голове лениво шевелилась мысль, что сегодня в гости должен заглянуть Матвей, и было бы неплохо угостить его чем‑нибудь вкусным.
В качестве вкусного выбрала дырявый пирог – хоть и простой, но очень вкусный десерт. Выпила чашку кофе и приступила к делу: взбила миксером три яйца с половиной стакана сахара, добавила три ложки подсолнечного масла, затем – неполный стакан муки и немного соды. Отправив тесто в духовку, сварила пропитку из воды, сахара, какао и сливочного масла.
Когда пирог был готов, деревянной палочкой сделала в нем кучу маленьких дыр и осторожно полила их пропиткой. Вот и все. Когда пирог остынет, можно приглашать гостей.
Гостя приглашать не пришлось – он явился прежде, чем остыло его угощение. Стоило мне помыть посуду и убрать просыпавшуюся муку, как в дверь моего дома постучали. На пороге ожидаемо оказался Матвей.
– Я буду благодарен, если ты позволишь воспользоваться твоим душем, – поздоровавшись, сказал он. – Мне пока мыться негде, а купаться в озере я не рискну.
В душ я его, конечно, пустила. Долго плескаться Матвею было неловко, поэтому он занимал его не больше десяти минут. Когда же он вышел, я усадила его пить чай.