Подменыш

– Эх, парень, – вздохнула соседка, – как бы эта благодарность тебе боком не вышла! Жила у нас в деревне ведьма – Манька Косая. Все травы целебные знала, болезни заговаривать умела, а уж какую порчу могла навести – семь лет человек несчастьями маялся! Три окрестные деревни ее боялись и уважали. А только до Матрены Маньке было далеко. Она мне сама говорила, мол, я хоть и старуха, а этой девчонке в подметки не гожусь. Сидит, мол, в ней великая сила – такая, что весь свет перевернуть может. И знаешь, почему?

– Почему?

– Потому что Матрена – не человек.

– Что? – удивился мужчина. – В каком смысле – не человек? А кто же она тогда?

– Подменыш.

– Кто?..

Баба Паша несколько секунд молча смотрела ему в глаза, а потом поманила его к себе.

– Двадцать семь лет назад произошла в нашем селе странная история, – сказала она. – Я ее как сейчас помню. Матрена тогда была совсем крошечной – месяцев девяти от роду, а то и меньше. С родителями ей, бедняжке, не повезло: отец ее, Васька, был запойным пьяницей, а мать, Любка, гулёной без царя в голове. И вот однажды решила Любка сходить с Матреной в баньку. Видел бревенчатый домик у леса, Матюша?

– Видел.

– Туда они и пошли. Вася им баню истопил и ушел к мужикам, а они остались вдвоем. Прошло немного времени, вдруг – шум, гам, крики! Бежит по деревне Любка и орет во все горло, мол, ребенок ее пропал. Выскочила она на минутку из бани, чтобы принести из колодца воды, вернулась, а девчонки нет. Вместо нее лежит на скамейке веник, укрытый пеленкой, как младенец, а Матрены след простыл. Мы, старожилы, как про веник услыхали, сразу поняли: обдериха девчонку унесла!

– Обдериха? – переспросил Матвей. – Кто это?

– Эх вы, городские, – поморщилась баба Паша. – Не знаете элементарных вещей! Обдериха – это хозяйка бани. Про домового ты слышал?

– Слышал.

– Вот! Домовой главный в избе, а в бане главные – банник и обдериха. Моя бабка рассказывала, что в одних банях они вместе сидят, а в других – по отдельности. В той, что стоит за нашей околицей, живет обдериха. Ох и вредная, ох и злющая! Чуть мусора на ногах принесешь или бранное слово скажешь, так кипятком окатит, мало не покажется!

Брови Матвея медленно поползли на лоб.

Мне стало смешно. С местным фольклором новый сосед явно столкнулся впервые.

– Любка тоже хороша, – продолжала Прасковья Петровна. – Разве можно малое дитя в бане без присмотра оставлять? Пока она за водой ходила, обдериха Матрену украла, а вместо нее веник в пеленку завернула.

– Погодите, – перебил ее Матвей. – Зачем Матрена понадобилась обдерихе?

– А кто ее знает? – пожала плечами соседка. – Нечисть испокон века малых ребят ворует. Чуть родители не доглядели, дитяти уж и нет. Манька, ведьма‑то наша, говорила, будто нечисть из человеческих детей себе смену растит. Своих‑то ребят у них нее нет, вот она на наших и зарится. Украдет малыша леший – вырастит из него нового лешего, украдет банник – воспитает нового банника.

– Понятно, – кивнул Матвей. – Что же было дальше?

– А дальше Матрену всей деревней искали. Две недели, а то и больше. Милиционеры из города приезжали, лес прочесывали. Так бы девчонка и сгинула, если б Любку Манька не пожалела. Пришла она к ней в дом, о чем‑то с ней пошепталась, а потом повела ее в баню. И знаешь, Матюша, обратно они уже с Матреной вернулись. Сколько было радости! Да только длилась эта радость не долго. Стала Люба замечать, будто с дочерью происходит что‑то неладное. Помню, говорила она мне: «Смотрю я на нее, теть Паш, и не могу понять, моя эта девочка или нет. Вроде – моя. И глаза мои, и нос мой, только уши и волосы Васины. А потом она как на меня взглянет! Глазенки ее становятся черными, как ночь, а взор таким острым, таким строгим, словно это не ребенок годовалый, а древняя старуха. И кажется мне, будто эта старуха видит меня насквозь. Будто знает все мои тайны и все мои мысли». Так‑то, Матюша.

Соседка замолчала, а перед моими глазами, как вспышка, встала яркая картина.

…Я сижу на жестком высоком стуле в незнакомой избе. На ее стенах висят пучки сухих трав, а на окошке сидит большой серый кот. Мама, всклокоченная и жутко рассерженная, ходит взад‑вперед по комнате, а рядом со мной стоит незнакомая бабушка в черной юбке и синем платке.

– Что за выродка ты мне принесла, Марья? – кричит ей мама. – Забирай его обратно, а мне верни мою настоящую дочь!

– Это и есть твоя настоящая дочь, – спокойно отвечает бабушка. – Теперь она такая.

– Такая?! Ты понятия не имеешь, какая она! Она страшная! Жуткая! Непонятная! Ее глазами на меня смотрит сама преисподняя! Это существо не может быть моим ребенком!

– Тем не менее, этот ребенок твой, – так же спокойно повторяет старушка. – Да, Матрена действительно изменилась. А чего ты хотела, Люба? Она две недели провела среди жителей Нави. Тот, кто побывал за границей нашего мира, прежним уже не будет. Мы сделали большое сложное дело – спасли ее душу. Однако теперь на ней стоит навья печать. Мир нечисти для нее так же реален, как наш. Уже сейчас она видит и знает то, что никогда не увидим и не узнаем мы. Из Матрены вырастет сильная умелая ведьма. Навь и Явь сами откроют ей свои секреты. Эту девочку ждет великое будущее, Люба. Поверь, ты еще будешь ею гордиться.

– Гордиться? – на лице матери появляется отвращение. – Значит так, Марья. Если тебе нравится этот подменыш, забирай его себе. Воспитывай из него ведьму, гордись его успехами, делай что хочешь. Я к нему больше не подойду. Я его боюсь и жить рядом с ним не желаю!

– Ты с ума сошла, Люба? – голос старушки холоден, как лед. – Матрена – твоя дочь! Твоя! Как можешь ты так гадко о ней говорить? А забирать ее к себе я не стану. Ты ее родила, ты ее и воспитывай.

– Хорошо, – голос матери тоже становится ледяным. – Тогда я отдам ее в приют. Я еще молода. У меня еще будут дети – обычные, нормальные дети с нормальными глазами и без всяких там колдовских печатей…

Я тряхнула головой, отгоняя от себя видение.

Говорят, с возрастом детские воспоминания у людей стираются. Остаются отдельные эпизоды, и не понятно, реальны они или нет. Я же на сто процентов уверена: разговор матери и деревенской ведьмы был на самом деле.

Я знаю это наверняка, потому что моя память сохранила еще один интересный эпизод.

…Я сижу на чьих‑то коленях. Большая мягкая рука ласково прижимает меня к чьему‑то теплому телу, а другая заботливо кормит чем‑то сладким и вкусным. Вокруг стоит толпа – много веселых улыбающихся людей. Их лица кажутся размытыми. Единственное, что я вижу ясно и четко – это глаза. Множество зеленых и черных глаз окружает меня со всех сторон.

– Какая она маленькая!

– Какая хорошенькая!

– Так бы зацеловала ее с ног до головы!

– Корми ее лучше, Малаша! Пусть станет большой и красивой.