Помоги мне умереть

– А что, и пирог есть? – Он осоловело улыбнулся. – Конечно буду! Я уже объелся до икоты, но не попробовать невозможно.

Она отрезала треугольничек воздушного лимонного пирога и положила на блюдце.

– Если подарить чёртов PlayStation, то они же с Егором из‑за него передерутся.

– Гм… да…

У Дмитрия зазвонил телефон, лежащий в коридоре на тумбочке.

– Дим!!

– Да блин! – Он выбежал из кухни, схватил мобильник и пошёл разговаривать в спальню.

Марина подошла к двери детской и прислушалась – тишина, парни спали крепко. Выдохнула и вернулась на кухню. Муж тоже вернулся.

– Когда у тебя уже наконец проект этот закончится? – с раздражением спросила она. – Опять эта коза?

«Козой» была Димина начальница, которая считала подчинённых своей собственностью и могла позвонить в любое время дня и ночи.

– Она. – Он страдальчески сдвинул брови. – Марусь, что я могу сделать? Ты же сама понимаешь, и деньги неплохие, и это реальная возможность…

– Всё‑всё. – Марина замахала руками.

Она помнила. И про деньги, и про «реально» нереальную возможность повышения, и уговаривала себя, что нужно «немного потерпеть», хотя время шло, проект затягивался и за последние полгода изрядно истощил её терпение.

– Ладно, иди спать. – Она видела, как муж обмяк на стуле.

На самом деле ей хотелось сказать: «Нет, не иди спать, НЕ иди! Спроси, как у меня дела, останься со мной, я скучаю по тебе. Зверски скучаю. Какое, к чертям собачьим, „спать”? Я не хочу ни твоего повышения, ни твоих денег, я хочу тебя!»

Но вместо этого она покачала головой, пытаясь пошутить:

– Сейчас прямо тут выключишься, и придётся мне тебя отволакивать в спальню. Учти, буду тащить за ногу.

– Чтобы я стукался своей непутёвой башкой обо все пороги. – Дмитрий встал. – Марусь, ты у меня такая замечательная! Что бы я без тебя делал?

Он уткнулся носом ей в тёплую шею, вдохнул родной запах, чуть отстранился.

– Давай всё‑таки завтра решим про Данькин день рождения, да? Обещаю – завтра приду пораньше и…

– Ой, я тебя умоляю! – вспылила она. – Только не нужно обещаний. До смерти они надоели!

– Эй‑эй, полегче на поворотах. – Муж тряхнул головой и будто бы даже проснулся.

Марина стушевалась:

– Проехали.

– Я спать пошёл, – он посмотрел холодно, – нормально же всё было.

И вышел из кухни, демонстративно закрыв за собой дверь.

– Тьфу, блин! – Марина осела на подоконник.

 

* * *

 

Врач заходит в палату, кивает.

Где‑то за гранью усталости находится ещё грань, потом ещё и ещё. Ты обнаруживаешь их одну за другой, каждый раз удивляясь собственной возможности выносить невыносимое.

Я сонно моргаю и смотрю на кругленького доктора Фёдорова.

Доктор смотрит не на меня и не на пациента, а на датчики, берёт прикрепленный к кровати планшет, читает, что написал дежурный врач ночной смены.

– Больше дать нельзя, – он рассеянно глядит в окно, – будет угнетение дыхания.

Мы трое это знаем.

– Ну не могу я! – Врач не отрывает глаз от далёкого пейзажа.

Его пациент чуть покашливает, поворачиваясь на бок, скручивается узлом – так легче.

Я вижу, как в зрачках карих глаз Фёдорова тускнеет застарелая вина за то, в чём он не виноват.

– Сейчас приду.

Мы с врачом выходим за двери кабинета, останавливаемся, молчим.

Наконец доктор расправляет ссутулившиеся плечи:

– Две недели, может, три, но никаких гарантий.

– Я не смогу, – мотаю головой.

– Сможете, – твёрдо говорит он, беря меня за плечо, – надо смочь!

Почти физически чувствую, как поток энергии вливается через его тёплую крепкую руку.

– И надо поесть, – он слегка потряхивает меня, – нужно поддерживать силы. И поспать. Хотя бы пару часов. Слышите? Я попрошу Марту, чтобы она это организовала.

– Да‑да. – Грань принятия невозможного снова отодвинулась вглубь, позволяя новому дню войти, разместиться внутри и снаружи.

Реальности не важно, чего я хочу, а чего нет, реальность живёт отдельно.

Доктор пошёл дальше по коридору, а я прислонилась лопатками к белой двери с цифрой 9 и закрыла глаза, проваливаясь в странное полузабытье.

 

Марина стояла, завернувшись в полотенце, и перекладывала грязные вещи в корзину, краем глаза поглядывая на себя в запотевшее зеркало.

– Ну и разожралась же ты, мать!

Она с отвращением смотрела на округлые бёдра и подвисающий животик.

Постояв ещё с минуту, повернулась к зеркалу, распахнула полотенце и руками приподняла грудь.

– Да‑а… такой тебе, милочка, уже не быть. – Она хотела добавить что‑нибудь едкое в собственный адрес, но подумала о том, что почти точь‑в‑точь повторяет слова матери, которой никогда не нравилась её фигура, и она, не стесняясь, частенько отпускала колкие шуточки в сторону дочери. Хорошо хоть, пацаны в Димку.

Она вспомнила, как мама сказала накануне свадьбы: «Эх, Маринка, не по Сеньке шапка».

Никто так и не понял, почему самый симпатичный и популярный парень в классе выбрал себе в девушки, а потом и в жёны невзрачненькую мышку. Марина была невысокая, коренастая, с жиденькими русыми волосами, чуть курносым носиком и пухлыми губами, в общем, ничего особенного – среднестатистическая молодая особа. А он – под два метра ростом, атлетически сложённый сероглазый блондин с пушистыми золотыми ресницами и мраморно‑бледной кожей. И конечно, многие барышни хотели заполучить его в кавалеры, но выбрал он её, хоть она и не набивалась. Может быть, именно поэтому и выбрал?

Первое время она вообще не воспринимала этот роман всерьёз. Их отношения распустились яркими маками в лето поступлений в институты. И для неё это было не более чем жаркое июльское приключение.