Порочная клятва

Бабушкины глаза встречаются с моими и на мгновение сужаются, а затем она качает головой. Ее седые волосы зачесаны назад в классическом стиле, она проводит по ним рукой, хотя ни одна прядь не выбилась из прически.

– Так не должно было случиться, – напоминает она мне холодным тоном. – И я, честно говоря, не понимаю, почему ты так сопротивляешься. Это ведь твоя семья, Уиллоу. Поместье принадлежит тебе по праву рождения. Это у тебя в крови, но ты сделала неправильный выбор. Я думала, что учу тебя видеть картину в целом, понимать важность нашего наследия и идти на необходимые жертвы ради этого. Именно ты вынудила меня поступить именно таким образом.

Гнев поднимается во мне горячей волной, и я смотрю на нее, не отводя взгляда.

– Мне на это насрать, – огрызаюсь я. – Меня не волнуют ни деньги, ни наследство Стэнтонов, ни твое положение среди других богатых семей Детройта. Для меня это ничего не значит.

А почему вообще должно? Большую часть своей жизни я считалась отбросом общества. Меня вырастила проститутка, я работала сверхурочно, чтобы как‑то сводить концы с концами, столько раз пропускала школу, что даже аттестат зрелости получила только через несколько лет после того, как должна была ее закончить. Таким людям, как моя бабушка, все преподносили на блюдечке с голубой каемочкой, но им все равно этого было недостаточно.

Лицо Оливии застывает, и любой намек на мягкость исчезает из ее черт.

– Ты слишком похожа на своего отца, – говорит она. – Чересчур охотно следуешь за своим сердцем, думаешь только о себе. Его никогда не интересовало, что требуется для сохранения наследия нашей семьи.

Я моргаю, застигнутая врасплох.

– О чем ты?

– Я подыскала ему в жены вполне приемлемую женщину. Ту, которая подняла бы нашу семью на более высокий уровень и принесла бы пользу обеим семьям в процессе. Но ему этого было недостаточно, – усмехается она. – Нет, он влюбился в женщину, которая была намного ниже его по положению. В ту, с которой у него не было никакого будущего, брак с которой очень плохо отразился бы на нашей репутации. Поэтому, когда я узнала о ней и о том, что у них появился общий ребенок, то обо всем позаботилась.

– Ты… позаботилась, – шепотом повторяю я, даже не зная, что делать с этой информацией.

Еще недавно я подумала бы, что бабушка имеет в виду помощь в виде денег, благодаря которым им бы не пришлось выживать. Но после того, что я увидела… Я знаю, что все было не так.

– Что ты имеешь в виду? – надавливаю я, и мои губы немеют, когда слова еле‑еле покидают мой рот. Я даже не уверена, что хочу знать ответ, но не могу удержаться от вопроса.

Оливия вздергивает подбородок, выдерживая мой взгляд, ее лицо остается бесстрастным.

– Я убила ее в том пожаре, – говорит она мне. – Женщину, в которую он был так влюблен. И тешила себя надеждой, что это решит и проблему с ребенком. Что мы все начнем с чистого листа, так сказать.

Ее слова бьют меня, словно пощечина. Решит проблему с ребенком. Со мной.

Я была тем ребенком.

Когда я впервые встретила Оливию, она сказала мне, что моя мать погибла в пожаре, который устроила она сама. Предположительно, у нее были психические и эмоциональные проблемы, и это она виновата в том, что я так сильно обгорела.

Но это была ложь.

Оливия явно перестала притворяться, что она хороший человек или что я ей вообще когда‑либо была небезразлична, ведь она только что призналась, что убила мою мать. Что пыталась убить меня.

Я стою, застыв на месте, и ошеломленно смотрю на нее. Грудь переполняет целый калейдоскоп эмоций. Их так много, что не разобраться. На первом плане обида и гнев, но все остальное – просто сбивающая с толку мешанина.

Прежде чем я успеваю придумать, что сказать, в комнату входит еще один мужчина. Я подпрыгиваю, пораженная его внезапным появлением. Его я тоже не узнаю, но он такой же высокий и мускулистый, одет в черный костюм и темные перчатки.

Оливия машет мне рукой, выглядя раздраженной моей нервозностью.

– Джером отвезет тебя домой, – говорит она. – И не наделай глупостей. – Она улыбается, но улыбка эта холодная и колкая. Я начинаю понимать, что это ее настоящая улыбка. – Я скоро свяжусь с тобой. Предстоит многое сделать, чтобы подготовиться к свадьбе, нельзя терять ни минуты.

Меня выводят из гостиной, а затем и из дома. Джером открывает дверцу неприметной черной машины, и я без возражений сажусь в нее. Голова словно в тумане. Часть сознания противится мысли о незнакомце и какой‑либо поездке с ним, но, по правде говоря, моя ситуация едва ли может стать хуже, чем она есть сейчас. И неважно, куда он в конечном итоге меня отвезет, по крайней мере, я больше не буду торчать в доме Оливии.

Как и другой водитель Оливии, мужчина, которого она назвала Джеромом, тоже не разговаривает. Я сижу на заднем сиденье машины, обхватив пальцами одной руки все еще ноющее запястье, и слепо смотрю в окно, едва замечая проплывающий мимо пейзаж.

Кажется, проходит целая вечность, прежде чем мы подъезжаем к роскошному комплексу, где Оливия помогла мне снять квартиру.

– Выметайся, – говорит мне Джером, вырывая меня из моих мыслей.

Я вяло подчиняюсь, но когда выскальзываю из машины и направляюсь к входной двери дома, замечаю, что автомобиль продолжает стоять на месте. Джером просто сидит внутри, и мне приходит в голову, что ему, скорее всего, было приказано наблюдать за этим местом, чтобы убедиться, что я под охраной. Благодаря этому и маячку, который она в меня запихнула, Оливия не позволит мне легко ускользнуть.

Ноги сами несут меня к квартире, и как только я вхожу внутрь и закрываю за собой дверь, тяжесть всего произошедшего обрушивается на меня со страшной силой.

Я делаю резкий вдох, потом еще один, но мне кажется, будто в легких застряло стекло, которое пронзает меня снова и снова. Я продолжаю видеть перед глазами жестокую улыбку Оливии, слышать ее угрозы и тон. Кроме того, я думаю о своей родной матери, погибшей в пожаре за грех любви к мужчине, матерью которого была злобная гарпия.

Оливия хотела моей смерти. Она назвала меня проблемой, которую ей нужно было решить. Но теперь, когда я выросла и вернулась живой и невредимой, она хочет использовать меня. Эта женщина никогда не заботилась обо мне и моем счастье. Никогда не хотела быть моей семьей. Не в прямом смысле этого слова. Ей просто нужна была еще одна пешка. Кто‑то, кого она могла бы использовать на своем пути к еще большим деньгам и власти.

Она никогда не любила меня.

Первое рыдание пронзает меня насквозь, и я закрываю лицо руками, чувствуя, как по щекам текут слезы, а плечи трясутся. Тело дрожит от испытываемого горя, я рыдаю снова и снова, а когда делаю наконец прерывистый вдох, внимание привлекает тихий звук справа от меня. Я вскидываю голову, паника тут же берет надо мной верх. Я почти ожидаю, что это Джером или какой‑нибудь другой наемник моей дорогой бабули, посланный сюда, чтобы затащить меня обратно в ее дом.

Но вместо этого я оглядываюсь и вижу Мэлиса, пролезающего в окно, а за ним – Рэнсома и Виктора.