Порочный. Скандальный роман
Его добычей… Добычей первобытного, могучего, сильного мужика, который живет только законами природы и плевать хотел на приличия. Есть только один древний закон: он самец, а я самка, которая плавится воском в его руках.
– Иди‑ка сюда, девочка. Вот так! Живо! – роняет строгий окрик сверху. – Будешь дергаться, всыплю так, что о танцах только мечтать останется! Не дергайся!
Рахман, изрыгая ругательства и добавляя восклицания на родном, путем уговоров, силы и шлепков… опускает меня к себе на колени, лицом вниз. Одной ручищей нажимает на спину, зафиксировав.
Вторую алчную руку запускает под мои штаны, резко дернув их вниз.
– Надо же, еще одни трусики, а я думал, что ты без них. Непорядок!
Дергает их вниз, оголив мою задницу.
– Кажется, никто не шлепал твою попку… – гладит ладонью. – Что ж, добавим немного! – и отпускает шлепок. – Воспитательных… мер!
Дышит часто, отвешивая звонкие шлепки по моей попке.
Каждый раз я сжимаюсь, но больше обжигает, боль слабая. Бьет явно не сильно, но горячо становится так, словно хлещет.
Шиплю, сыпля ругательствами.
– Помою рот тебе с мылом. Прежде чем сунуть в него болт! В следующий раз так и сделаем, да? – новый шлепок.
Потом небольшая пауза, и… его мокрые пальцы скользят между двух половинок, ниже и ниже…
– Посмотрим, соврала ли ты… – наклоняется. – У меня мало времени. Слишком мало. Но понять, текла ли твоя куночка или нет, я сумею. Понять и… взять кое‑что…
Глава 15
Аврора
Интересно, что это он взять собирается?!
– Отпусти! – верещу.
Новый шлепок. Я захлебываюсь возмущением и нотками стыда, в котором примешано много восхищения и скрытого удовольствия, потому что следом за этим хлопком крупные пальцы Рахмана ныряют ниже, намного ниже…
Подушечки пальцев разминают лепестки, сминая их.
– Не смей меня… трогать там!
– Тшш, дурная!
Его голос меняется, становится рокочущим, ласковым, с низкими вибрирующими нотками.
– Или что… только тебе можно себя трогать здесь, ммм?
– Нет!
– То есть кому‑то еще?! Проказница!
Новый шлепок и снова… эти поглаживания, неспешные и уверенные.
– Вай, какой красивый цветочек. Весь в росе… – легонько похлопывает по отверстию подушечками пальцев.
Нажимает.
И в ответ моя пульсация становится невыносимо острой и жадной.
Жаркое сердце, расплавленное до состояния жидкого металла, бухает там, прямиком под его пальцами.
Он просто нажимает и держит, меня разрывает противоречивыми эмоциями.
Всего понемногу, и стыда, и страха, и злости на саму себя… Негодование на него – о‑о‑о, целый океан! И просто пздц… пздц как много острого и ни с чем не сравнимого желания, чтобы он еще немного… поскользил, подвигал пальцами. Чтобы жаркий ком, собравшийся у самого входа, наконец, сорвался и растекся по телу волнами оргазма.
Обездвижена и возбуждена.
Просто легкая добыча для этого здоровяка, который вынуждает меня быть мокрой, играючи.
Легко и просто, по щелчку сильных, длинных пальцев.
Рука, лежащая на моей спине, не позволяет сдвинуться с места.
Стиснув зубы, с трудом удерживая слова, которые вот‑вот могут превратиться в стоны.
– Такая нежная, горячая, влажная. Дико влажная…
Рахман наклоняется ко мне и шепчет в затылок. Гортанный голос отдается рыком, раскатывается в моей груди ответным трепетом.
– Знаешь, сколько женщин у меня было? Много. Очень много. Если я что и знаю, так это то, как женщина выглядит, как пахнет, когда хочет и когда чуть‑чуть словила кайф. И твоя дико разгоряченная, взбудораженная куночка расскажет мне больше, чем твои слова. Намно‑о‑ого больше…
Отпускает.
Давления больше нет, но…
Теперь подушечки пальцев ходят по кругу, крадутся, размазывая влагу.
К стыду своему, я теку, хоть и приказываю себе этого не делать! Но не получается!
Не получается не отзываться на его касания.
Горячие, умелые, настойчивые…
Круги сужаются. Каждый виток становится все уже и уже.
Все ближе к самой сердцевине женственности. Я кусаю губы, пот течет по лицу, дышу с огромным трудом и…
– А‑а‑а… – срывается с губ, когда Рахман толкается в меня двумя пальцами.
– Ска… Как и думал… Мягкая. Нежная. Горячая и тесная. Скользкая! Кончила… Совсем недавно эта куночка кончила. На свои пальчики текла? На игрушку? Ммм? Как ты это делаешь? Трахаешь дырочку или только клитор ласкаешь? Я хочу знать… Я, блять… все хочу знать и видеть!
– Ни… за… что… – выдавливаю с трудом после череды коротких и ритмичных постанываний в такт движения его пальцев.
Хочется подмахнуть и просто насадиться на его пальцы, эти умелые инструменты для ласки и соблазна!
– Плохие слова говоришь! Очень плохие… Мне это не нравится! О‑о‑очень не нравится. Теперь…
Он всаживает пальцы резче и глубже, растягивая.
– Теперь, когда я воочию вижу, как ты течешь… Как между бедер у тебя до самых колен дорожки смазки… Ты просто никуда от меня не денешься! НИ‑КУ‑ДА! Поняла меня?!
Новый сочный шлепок и не менее сочные толчки, все глубже и порочнее. Рахман шумно дышит мне в затылок, целует волосы. Мне жарко от его дыхания, которое сползает ниже, на шею.
Вдобавок он меня прикусывает, цепляет зубами за загривок и долбит пальцами в четком, быстром ритме.
Под ладонью хлюпает, шлепки сочные.
