Последнее лето ярла Ульфа

Заря смотрела, как две холопки‑тир, раздев госпожу, водят по ее молочно‑белой коже смоченными в ароматной воде полотенцами, и думала о том, что готова смотреть на Гудрун бесконечно. На сильные в икрах и округлые в бедрах длинные ноги, на гладкий живот, который ничуть не испортили роды, на тяжелые от молока (Гудрун все еще подкармливала сына) груди со сморщившимися от холода сосками… Тело у дочери Сваре Медведя было великолепное. Но божественным его делала сама Гудрун. То, как она двигалась, как поворачивала голову. Напряжение мышц длинной сильной шеи, линия подбородка и щеки, подчеркнутая водопадом светлых волос, которые, казалось, светились в полутьме длинного дома…

Не будь Гудрун старшей женой ее мужа, Заря заплакала бы от зависти к такой красоте. Но им посчастливилось стать сестрами, и теперь пусть другие умирают от зависти. Или от железа. Потому что любой мужчина, увидевший Гудрун, даже не такую, как сейчас, обнаженную, а в обычном одеянии, тут же захочет ею обладать. Не возлечь с нею, а именно обладать. Ежедневно и ежечасно. Как, должно быть, велика храбрость и воинственность их мужа, если он покидает Гудрун так часто и так надолго. И как повезло ей, Заре, что их Волк любит вики не меньше, чем мать своего первенца. Не будь этого, Заря не узнала бы его любви и не стала бы женой великого воина и сестрой Гудрун.

– Дай‑ка! – Заря отобрала у рабыни ромейский с золотой инкрустацией черепаховый гребень и окунула его в благовонное синдское масло. Расчесывать Гудрун было легко. Казалось, сияющие пряди сами расходятся меж тонких зубьев.

Когда Заря закончила ее расчесывать, Гудрун повернулась к ней, провела пальцами по щеке Зари, улыбнулась и подумала: «Какая она красивая, моя сестра из Гардарики. И какая сильная».

Но сказать вслух не успела. Полог откинулся, и в клеть вошел Хаучик.

Любого другого раба за подобную вольность отходили бы кнутом. Но Хаучику было можно многое. И входить без зова, и глядеть на голую хозяйку…

Впрочем, глядел он правильно. Без вожделения. Хоть и не был евнухом. Просто Хаучик очень хорошо чувствовал границы дозволенного. И преданность Хаучика Ульфу и его семье была безграничной.

– Госпожи мои, там Гнуп приехал и люди с ним, – сообщил Хаучик. – Две мастерицы для Бетти, пять трэлей с полезными умениями и семь воинов для твоего хирда, госпожа.

– Гнупа и этих семерых – в большой зал, – распорядилась Гудрун. – Напоить, накормить с дороги. Скажи Гнупу: мы будем вскоре. С остальными сам разберись.

Хаучик кивнул, подмигнул Заре, с которой у него сложились почти дружеские отношения (вот уж никогда не думала она, что можно дружить с холопом), и исчез за завесой.

Семь воинов – это хорошо. А семь хороших воинов – это великолепно. Потому что совсем мало таких осталось на Сёлунде. Большинство отправилось воевать англов вместе с Рагнарсонами, а немногие оставшиеся были связаны клятвой.

Семь свободных воинов, опытных и хорошо вооруженных, – большая удача.

Эти были именно такими. Хускарлами. Чтобы это понять, не было нужды видеть, как они управляются с оружием. Само оружие, его качество говорило об их мастерстве. Таких даже прославленные ярлы не задумываясь берут в хирд.

Но чем больше смотрела на них Гудрун, тем больше сомнений роилось внутри нее. И главное из них: она – не прославленный ярл.

– Хороша ли еда, которую вам подали? – спросила она.

– Добрая пища, – пробасил тот, кто выглядел вожаком.

– А вот пива маловато, – добавил другой.

Теперь все семеро смотрели на нее. И то, как они смотрели, тоже настораживало.

– Пиво принесут, – пообещала она и ушла в заднюю часть дома.

Сомнения множились. Она – не прославленный ярл. Она – всего лишь женщина, которой понадобилось еще несколько мечей, чтобы защитить свой дом. С ней такие воины не найдут ни славы, ни добычи.

Что тогда? Серебро?

– Гнуп, какую плату ты им обещал?

– Хорошую. Я решил: таким стоит немного добавить.

– Хорошую – это сколько?

Гнуп ответил. Хорошая. Но явно недостаточная для таких, как эти. Не в нынешние времена.

– Их плата устроила?

– Да.

Гнуп не понимал.

Но ему и не обязательно. В роду Гнупа Три Пальца ценили не за ум, а за верность.

– Ты показывал их матери? – спросила Гудрун.

Гнуп покачал головой:

– Зачем? Это же ты хочешь их нанять.

– Гнуп, мне они не нравятся!

– Все семеро? – удивился Гнуп.

– Все! – твердо ответила Гудрун.

– Они хорошие воины, – укорил Гнуп. – Такие, как ты просила.

– Это я вижу. Но мне они не нужны.

– Не понимаю, – пробормотал озадаченный Гнуп. – Мне что же, отправить их назад в Роскилле?

– Именно так. И немедленно.

– Как скажешь.

Гнуп Три Пальца был не согласен, но Гудрун была здесь хозяйкой. И здесь, на земле Ульфа‑ярла, ее слово было словом мужа.

– А мне объяснишь? – спросила Заря, когда Гнуп отправился в большой зал, чтобы отослать несостоявшихся наемников.

– Ты не согласна с моим решением? – Гудрун нахмурилась.

– Ты старшая, – Заря примиряюще подняла руки. – Просто скажи: почему?

– Они смотрели на меня, как волки на оленя.

– Они мужчины, а все мужчины тебя хотят, – Заря улыбнулась. – Потому так и смотрят.

– Не так, – качнула головой Гудрун. – Обычно они глядят, как пес глядит на кусок баранины в моих руках. Пес знает: это мясо мое. Не его. А эти – волки. Они не станут служить. Они будут ждать, когда можно наброситься. Поверь, я знаю такие взгляды. – Гудрун сделала знак, отгоняющий зло. – Я не удивилась бы, если бы так смотрел кто‑то один. Среди воинов встречаются такие, кто не боится вообще никого и не уважает ничье право, кроме собственного. Но если так смотрят все семеро – значит, что‑то случилось. Или случится.

– Что? – насторожилась Заря.

Гудрун пожала плечами:

– Откуда я знаю. Зато я знаю, что на службу я их не возьму.

– А я знаю, что мне не помешает мой лук, – сказала Заря. – И мне не нравится то, что я слышу.

Сквозь завесу мужские голоса в большом зале были хорошо слышны. И разговор там шел недобрый.