Последнее отражение

– Ты мне соврал.

Стефан не ответил, но и Лу не стала настаивать. Тот факт, что ее обманули с заказчиком, конечно, коробил, но в то же время придавал уверенности: все же Лу до последнего сомневалась, что обыкновенный ученый обладает связами, способными отмазать ее от Лавряшина. А раз у самого Стефана есть заказчик, то, вполне возможно, возможности того куда обширнее.

Когда они подъехали к дому Крис, над городом уже взошло солнце, однако хозяйка не спала. Глаза были красными и воспаленными, выдававшими, что она всю ночь просидела за компьютером, а руки мелко подрагивали от бессчетного количества чашек кофе.

– Зайдете на чай? – предложила она Стефану и Лине, но те отказались.

Лу видела, как горят глаза Стефана. Еще час назад она подумала бы, что ему не терпится приехать домой и взяться за чтение дневника, но теперь уже не знала наверняка. Быть может, эта архивная крыса просто привыкла ложиться спать в девять вечера, и такое возбуждение в нем вызывает перспектива скоро обнять подушку.

– А вот я бы поела, – призналась Лу, когда за парочкой закрылась дверь.

– Проходи на кухню, сейчас что‑нибудь сварганим, – сказала Крис. – А ты мне все расскажешь. Честно говоря, я и сама не отказалась бы поесть. Стресс всегда пробуждает голод, а в настоящем ограблении я участвовала в первый раз.

– То есть ненастоящие периодически проворачиваешь? – подловила Лу.

Крис только засмеялась в ответ. Вдвоем они быстро накрыли на стол. В основном обошлись обычными бутербродами и нарезками, чтобы было быстрее, поскольку обе готовы были съесть по половинке слона. Зато Крис вытащила из холодильника бутылку вина.

– Отпразднуем! – Она с гордостью водрузила ее на стол.

– Семь утра, – напомнила Лу.

– И что? – ничуть не смутилась Крис. – Я еще не ложилась, ты тоже. У нас глубокая ночь, а не утро.

Пока Крис разливала вино по бокалам, на запах мяса явились все ее коты. За неделю, проведенную дома у компьютерного гения, Лу успела выяснить, что всего их пять, познакомиться с каждым и даже выбрать себе любимицу – абсолютно белую глухую кошку с голубыми глазами по имени Пинги.

– Почему Пинги? – спросила Лу, когда Крис только назвала ее имя.

– Потому что ее зовешь – а в ответ тишина, – хмыкнула тогда Крис.

Всех кошек она подобрала на помойке в разное время. Первым в ее доме появился черный Багги (от слова Баг), затем шел Глитчи – самый молодой рыжий кот, которого Крис нашла еще слепым котенком и выкормила из пипетки, большой любитель устраивать гонки по стенам среди ночи. Лагги – огромный степенный старый кот, у которого поседели даже усы. Крис точно не знала, сколько ему лет, но подозревала, что осталось бедняге немного. Больше всего на свете он любил спать на подоконнике, вывернувшись пузом кверху и растопырив в стороны лапы. И Куки – милая трехцветная кошечка, ласковая и заботливая. Куки прекрасно помнила, кому из котов принадлежит какая миска, и беспощадно била лапой того, кто пытался поесть из чужой.

Пинги забралась к Лу на колени, и та принялась бездумно почесывать у нее за ушком.

– Ты не теряйся, когда сможешь вернуться домой, – попросила Крис, когда половина бутылки была опустошена. – Я редко кого‑то пускаю к себе в квартиру, а ты прожила тут целую неделю, мы уже, считай, как сестры, – она состроила забавную рожицу.

Лу рассмеялась.

– Обязуюсь звонить по праздникам и забегать на дни рождения, – пообещала она, зная, что едва ли будет это делать.

Лу любила общение. С клиентами в своем цветочном магазине она могла трещать часами. Бывало, человек зайдет к ней за простым букетиком, а уйдет через два часа постоянным клиентом. Лу всегда находила темы для разговоров, но все они были нейтральными. Такими, о которых можно говорить целый день, а потом даже не вспомнить, о чем была беседа. Близко же к себе она никого не подпускала. Как Крис редко приводит кого‑то в свою квартиру, так Лу редко приводила кого‑то в свою жизнь. Пожалуй, кроме Глеба, у нее и не было близких людей. Даже его жена таковым не стала. Да и самого Глеба едва ли можно было назвать таким уж близким. Да, они общались, поскольку были братом и сестрой и никаких других родственников не имели, но вряд ли Глеб по‑настоящему знал, чем живет Лу. Как и Лу плохо знала, что волнует Глеба.

Девушки просидели почти до обеда и, лишь когда закончилось вино, отправились спать. Лу быстро приняла душ, надела пижаму, которую уже считала своей, и нырнула в постель, которая тоже стала почти родной. Забыла занавесить шторы, но уснуть ей не помешало даже смотрящее в окно солнце.

Проснулась Лу, когда за окном было темно. Сколько прошло времени, она не имела понятия, поскольку часов в комнате не было, но определенно что‑то было не так. В первое мгновение Лу даже не поняла, что именно не так, а потом в темноте комнаты, разгоняемой фонарями за окном, разглядела силуэт Пинги. Кошка стояла на краю дивана, на котором спала Лу, и смотрела в пустоту. Спина ее была выгнута дугой, длинные лапы острыми когтями вцепились в простыню, шерсть вздыбилась. Уши прижаты к голове так плотно, что и не разглядеть, а опущенный хвост мелко подрагивает. Пинги шипела в пустоту так страшно, что у Лу самой волосы встали дыбом.

– Эй, ты чего? – шепотом спросила Лу.

Кошка, конечно, не отреагировала. Лу медленно села, но Пинги по‑прежнему шипела на кого‑то невидимого и никак не давала понять, что слышит Лу. Да, она была абсолютно глухой, но на движения реагировала всегда.

– Пин… – снова позвала Лу. – Ты чего, малышка?

Пинги утробно зарычала, потом снова, особенно сильно, зашипела. Лу, сколько бы ни вглядывалась, так и не смогла рассмотреть ничего необычного. Обычный пустой угол возле окна, даже мебели возле него не стояло. На стене висело зеркало, но диван в нем не отражался, а потому Пинги не могла испугаться своего отражения, как это порой бывает с кошками. Рисунок на обоях тоже не складывался в необычный узор, да и Пинги, спавшая возле Лу каждую ночь, раньше так себя не вела. Послав в пустоту еще один утробный рык, кошка вдруг расслабилась. Появились уши, хвост перестал дрожать. Кошка как ни в чем не бывало повернулась к Лу, приблизилась к самому ее лицу и свернулась на краю дивана. Лу же еще несколько долгих минут вглядывалась в пустоту, а затем тоже осторожно легла. Было почему‑то тревожно и неспокойно, но бессонная ночь и алкоголь взяли свое, и она снова уснула.

 

⁂