Последний герой. Том 3

– Союза Свободных Стихотворцев России! – с достоинством отозвался Савелий Натанович, слегка пошатываясь и придерживая кружку обеими руками. Чуть прокашлялся и выдал свой очередной перл:

 

Современная жизнь – суета и забота,

Я бегу по судьбе, торопясь и сопя,

Мне всегда не хватает до счастья чего‑то –

То ли пива и баб, то ли просто рубля!

 

 

⁂

 

В этот момент в пивбар ввалилась четвёрка каких‑то мутных типов. Впереди шёл здоровый детина с угловатой рожей, знакомой мне, хоть сразу и не вспомнилось, откуда. Да и пофиг.

Но мой взгляд срисовал их по привычке. Тот, что угловатый среди них за главного, сомнений не вызывало: шагал широко, нагло, вразвалочку. Остальные трое ловили каждое его движение, явно прислуживали. На обычных работяг не похожи, интеллигентами и подавно не пахли – эдакие полупокеры в полукедах.

Бесцеремонно расталкивая очередь под недовольный гул народа, наглецы встали прямо к стойке.

– Эля, а ну плесни нам неразбавленного! – рявкнул главарь на дородную продавщицу, увесисто хлопнув ладонью по прилавку.

– Кабан! – театрально всплеснула руками бывалая продавщица в фартуке, завидев мордатого посетителя. – Опять приперся, балбесина? Опять нажретесь, буянить будете, а мне после вас расхлебывать? Я сейчас тревожную кнопку нажму, пусть тебя наряд заберет!

– Ой, да ладно тебе, Эль, не пугай колбасой кота! – Кабан самодовольно ухмыльнулся, тяжело опёрся локтем на прилавок и заговорщически подмигнул. – Не работает у тебя кнопка уже лет десять. Если сильно хочешь, нажми на мою!

– Гы‑гы‑гы! – дружно заржали его подручные, одобрительно похлопав друг друга по плечу.

– Ой, умора! – с ехидной улыбкой парировала Эля шумно звякнув кружками. – У тебя‑то как раз только одна кнопка и есть, да и та давно не рабочая!

Очередь радостно загоготала, мужики закивали, довольные острым словцом. Кабан мгновенно насупился, угрожающе покосился по сторонам, но продавщица уже вошла в роль и наступала дальше:

– Совсем меры не знаешь! Дам по две кружки на каждого, и точка! Больше не проси!

– Совсем обурела, мать? – раздражённо рявкнул Кабан, так хлопнув ладонью по прилавку, что аж пивные кружки подпрыгнули. – Меру я свою чётко знаю! Пока на ногах держусь – пью, упал – значит, хватит!

– Гы‑гы‑гы! – снова заржали его прихлебатели, явно оценив хозяйский юмор, и начали бодро расталкивать очередь плечами, протискиваясь поближе к кранику.

«Кабан!» – вспыхнуло в голове. Ну точно, это же его «кирпичное» лицо я тогда видел в подъезде, когда он с Венькой‑пианистом меня караулил. По наводке Антошеньки Соколова.

Ладно, нет худа без добра. Теперь у меня «Нива» есть – подарок от того самого Антошеньки‑бизнесмена. Правда, на себя ещё не оформлял, только там, на поляне, какую‑то бумагу начирикали, да пока и не надо. Пусть машина на нем числится – целее буду.

А наш поэт, Савелий Натанович, увидев Кабана, вдруг заметно напрягся, заёрзал на табурете и затравленно заморгал. Торопливо допив остатки пива одним глотком, любитель творческой свободы поспешно поднялся, неловко, но вежливо поклонился нам и с натянутой улыбкой пробормотал:

– Покорнейше благодарю вас, господа‑товарищи, но мне ужасно срочно пора. Дела, знаете ли, творческого характера, неотложные. Читатели ждут. Сегодня выступаю перед благодарной публикой в пансионате «Былая юность».

Схватив свою потрёпанную сумку, он, стараясь не привлекать лишнего внимания, двинулся к выходу, нервно оглядываясь через плечо и бросая косые взгляды на шумную шайку во главе с Кабаном. Было ясно – встречаться с ними он категорически не желал и теперь старательно пытался раствориться в толпе.

– Сава! – вдруг громогласно воскликнул Кабан, заметив нашего собутыльника, пытающегося скрыться из виду. – Да это ж ты, родной мой! Вот так встреча! Ну‑ка, иди сюда, пудель седовласый, выпьем по старой дружбе!

– Извини, Кабанчик, – с жалкой улыбкой пробормотал Мехельсон, нервно теребя сумку. – Жена только что звонила, срочно домой зовёт, сам понимаешь… Она у меня у‑ух!

Он попытался юркнуть к двери, но Кабан грохнул кулаком по прилавку:

– Не п*зди, Сава! Нет у тебя никакой жены и никогда не было. А ну, приведите его сюда! – властно распорядился он, повернувшись к подручным.

Те мгновенно рванулись к поэту, но у Савелия Натановича вдруг откуда‑то проснулась молодецкая прыть: в три прыжка он преодолел расстояние до двери, рывком распахнул её и выскочил на улицу. Двое из шайки метнулись за ним, дверь осталась открытой.

Через несколько секунд с улицы донёсся отчаянный вопль:

– Граждане! Люди добрые, помогите! Хулиганы же грабят! Денег честного человека лишают! – истошно и трагически вопил Савелий Натанович, явно оказавшись в руках преследователей.

– Ты что делаешь? – спросил я Шульгина, когда тот вытащил телефон и начал что‑то там набирать.

– В смысле «что»? – удивился он. – Человеку помощь нужна, не слышишь разве? – Он кивнул в сторону распахнутой двери, откуда надрывался голос поэта: «Пустите, ироды! Пустите!». – В дежурку звоню, пусть пришлют наряд ППС, пускай разбираются.

– Стоп, стоп! Какой ещё наряд ППС? Ты что, не мент, что ли? Аллё, гараж!

Он словно опомнился, смущённо убрал телефон и потянулся в карман за удостоверением.

– Ну да… Точно. Сейчас сами разберёмся тогда.

– Убери ксиву! – резко остановил его я. – Ты вообще соображаешь, как с пьяным быдлом разбираться надо? Это во‑первых… А во‑вторых, никогда не свети ксивой на пьянке, если можешь разобраться без нее.

Он слегка растерянно посмотрел на меня, пряча обратно удостоверение в карман:

– А как тогда?

– Сейчас покажу, – сказал я, спокойно снимая с крючка под столиком свой рюкзак, в котором всегда лежал пистолет с двумя запасными магазинами, завернутый в рубашку. Ну, и ещё ветровка там лежала – на случай, если придётся быстро скрыть оружие под одеждой.

Шульгин недоумённо замер, глядя на мои приготовления:

– Погоди‑ка, ты это что… Мы же сотрудники полиции… В драку полезешь?

– «В драку полезешь», – передразнил я, усмехнувшись. – Что за выражения у тебя, Коля? В драку не «лезут». В драке участвуют. Машутся. П*здятся, если хочешь. Ты вообще в какую школу ходил, мажор?

– Я‑то? Ну, учился я в лицее номер…