Последний герой. Том 3

– Стоп, – перебил я его. – Вопрос был риторический. Пошли уже. Лицеист.

Мы вышли из пивной. Картина перед глазами открылась – хоть сразу на холст и в рамку.

Два хмыря, что были с Кабаном, подхватили под белые ручки Савелия Натановича и быстро потащили его за угол. Несчастный дёргался, что‑то пытался выкрикнуть, но, получив короткий расслабляющий тычок под дых, тут же затих и стёк, словно растаявшее сливочное масло.

Кабан шагал чуть в стороне, неспешно и вальяжно, а рядом плёлся ещё один его прихлебатель. По раскрасневшимся мордам этих персонажей было сразу понятно – в пивную они зашли уже прилично заряженные, явно после добротной дозы какого‑то пойла.

Мы двинулись за ними, ускорив шаг.

– Слышь, Ярый, – тихо пробормотал Шульгин, – их, как бы, четверо, а нас двое. Может, ксиву достать? А?

– Коля, – устало вздохнул я, – один нормальный опер за троих таких идет, минимум. Ты – вон какой лось, неужели ты в школе, кроме танцев, ничем не занимался?

– Стоп, а откуда ты знаешь, что я на танцы ходил? – удивлённо вскинулся Шульгин и моментально покраснел до самых ушей. – Батя, что ли, сболтнул? Вот гад…

– Ха! – усмехнулся я. – Да я просто так… предположил… Мне ты втирал, помнится, что боксёр. Пошли уже, танцор диско. Разберёмся с Кабаном и его ансамблем песни и пляски.

Я быстро огляделся по сторонам. Проулок оказался пустынным, заброшенным и заросшим высоким бурьяном. Идеальное место для разговора без лишних свидетелей – хоть пулемёт ставь, никто не заметит.

Шульгин нервно что‑то бормотал под нос, я расслышал лишь его неуверенное:

– Надеюсь, камер тут нет…

– Да нет тут камер, – хмыкнул я, покачав головой. – Совсем вы без видеонаблюдения жить разучились, поколение смартфонов. О времена, о нравы! – последние слова я выдохнул на некотором пафосе, совсем как Савелий Натанович.

Тем временем Кабан уже подступал к поэту и явно собирался объяснить ему азы жизни, используя методы физической экзекуции. Я шагнул вперёд и громко, с присвистом позвал:

– Э! Фьюить! Кабан!

Здоровяк удивлённо обернулся, недовольно сощурил глаза и внимательно, сверху вниз, осмотрел меня. В его взгляде не мелькнуло даже намёка на узнавание, лишь тупое, ленивое раздражение.

– Для кого Кабан, – нехотя процедил он, – а для кого Андрей Владимирович. Тебе чё надо?

В этот момент из хватки его подручных, словно угорь, снова вывернулся Савелий Натанович. Из растопленного сливочного масла он резко превратился в живого, трепыхающегося и полного драматизма персонажа. Поэт вскинул руки к небу и воскликнул, чуть ли не рыдая:

– Максим! Николай! Спасите несчастного интеллигента! Не допустите гибели хрупкого гения! Товарищи, защитите творческую личность от бездушной, грубой силы! Умоляю вас!

Речь его была настолько трагична и проникновенна, что любой прохожий расплакался бы от жалости. Но вот с аудиторией промашка вышла – Кабан только презрительно ухмыльнулся и сплюнул себе под ноги, ожидая дальнейшего развития событий.

– Отпусти поэта, Дантес‑переросток! – строго приказал я Кабану.

Тот ошарашенно уставился на меня, явно не въезжая в смысл сказанного.

– Ха! – радостно встрепенулся один из его прихлебателей, ушастый и тощий. – Кабан, он тебя дантистом обозвал!

Подручные дружно заржали. Судя по их реакции, прозвище «Дантист» звучало для них как матерное ругательство высшей категории.

Кабан двинулся в мою сторону, тяжело выдвинул вперёд грудь и угрожающе процедил сквозь зубы:

– Ты кто такой, пацан? Бессмертный, что ли?

Но продолжать пререкаться желания не было – с такими персонажами это слишком скучно. Я быстро сорвал с плеча рюкзак, пару раз мотнул лямкой, намотав её вокруг запястья. Получилось что‑то вроде импровизированного кистеня, с приятной тяжестью пистолета и магазинов на дне. Бить наглушняк не хотел – всё‑таки чмтэшки и прочие тяжкие телесные в такой ситуации ни к чему, а вот проучить ублюдка надо.

Поэтому приложился умеренно, почти воспитательно:

Бам! – прилетело ему точно в лоб рюкзаком. Его тяжелой частью.

 

Глава 5

 

Кабан оторопело моргнул и покачнулся, но не упал.

Как?!

Я думал, он сразу брякнется или вообще вырубится, но он оказался явно крепче, чем можно было предположить. Видимо, бить по его голове было так же бесполезно, как стучать по пустой бочке.

«Чёрт, надо было сильнее прикладываться», – мелькнула мысль, когда Кабан рывком уже шёл на сближение. Размахиваться рюкзаком теперь было поздно, поэтому я резко сместился в сторону, едва успев увернуться от его мощного замаха, и выставил подножку, простую и надёжную, как в школьной драке. Кабан повёлся, взмахнул руками, нелепо упал, проехавшись коленями и вспахав руками землю.

– Убью, сука! – глухо рыкнул он, вскакивая на ноги, словно разъярённый бык.

Его подручные тут же ринулись на помощь. Шульгин рядом со мной напрягся, явно заволновался, чем отвечать, но всё‑таки оказался парнем не робкого десятка. Его рассказы про занятия боксом вдруг перестали казаться преувеличением: первого нападавшего, ушастого парня, Коля вырубил почти профессионально – точный, быстрый джеб в челюсть. Тот осел на землю, будто у него ноги внезапно отказали.

Двое других растерянно замерли, явно не ожидая такого развития событий, но тут Кабан поднялся и рявкнул во всё горло:

– Чё встали?! Придурки, мля! Мочите их!

Похоже, Кабана эти ребята боялись сильнее, чем нас с Колей, потому что они снова двинулись в атаку, хоть и не так рьяно, как в первый раз.

Пока Шульгин осторожно работал сразу с двумя подручными, стараясь держать дистанцию, мне снова достался Кабан. Теперь он был осторожнее, дышал тяжело, выбрасывал удары медленно, но с силой, явно надеясь меня зацепить. Но тушка Максимки, к которой я поначалу относился с иронией, на деле оказалась ловкой и прыткой. Я уверенно уходил с линии атаки, заставляя противника только воздух сотрясать, и ждал момента, когда он начнёт задыхаться.

И вот, дождавшись очередного неточного замаха, я резко шагнул вперёд, вложив в кулак всю накопившуюся злость. Удар получился чистым, чётко в челюсть. Кабан моргнул, пошатнулся, но устоял. Я тут же присел, пропуская следующий удар над головой, и резко пробил ему в солнечное сплетение. Он чуть согнулся, глухо хрипнул, и тогда я со всей силы выдал ему жёсткий апперкот снизу вверх, снова в челюсть.