Последний аккорд Севера. Книга вторая

– Да будь я хоть Меган Фокс, мою внешность задвинули бы на второй план. Для большинства в школе я в первую очередь ярлык, карикатура. Латиноамериканка из трейлер‑парка, да к тому же подрабатываю в клининге. Клише на клише. Никому не интересно узнать, какой я человек. – Усмехнувшись, пожимаю плечами. – Возможно, если бы я сменила школу, то могла бы начать все заново, а может, и нет. Меня все это не обижает, по крайней мере, уже. Им не удастся убедить меня в том, что я некрасивая или жалкая просто потому, что живу в трейлер‑парке.

– Милая, – с сочувствием выдыхает Долли, прижав ладонь к груди.

И тут я вспоминаю, с кем разговариваю. У Долли есть дар – она умеет расположить к себе любого (кроме родственников Сэма), и благодаря этому у меня всегда создается впечатление, что я говорю со своей подругой. Но в первую очередь она дружит с моей мамой, которой может все передать.

– Только не говорите маме о том, что я сказала. После сюрприза на мой день рождения она, конечно, в курсе, что у меня в школе все идет не так гладко, но… Не хочу, чтобы она переживала лишний раз.

– Обещаю, это останется между нами. Слово скаута.

– Вы были скаутом?

– О да, и у меня была куча значков за заслуги, – с улыбкой вспоминает она. – Но потом мальчики начали интересовать меня намного больше, чем кемпинг и продажа печенья, и я все бросила. Отец тогда жутко взбесился.

– Вы были с ним близки до того… До того, как появился Джейк?

– Очень. Я была глупым подростком, а отец отказался от меня и лишил наследства, будто меня волновали деньги, а не тот факт, что меня перестали считать за родную дочь. И я злюсь на него каждый божий день. Но знаешь, я благодарна ему за жизненный урок. Если уж родной отец способен отказаться от тебя, то что говорить о муже? Поэтому я не до конца доверяю мужчинам, боюсь полюбить в полную силу, и этот барьер – нечто вроде моральной подушки безопасности в том случае, если мне вновь разобьют сердце. Это не значит, что я не люблю Сэма, просто сдерживаю себя, потому что каждое утро какая‑то часть меня шепчет в голове: возможно, сегодня именно тот день, когда он откажется от тебя. Единственный мужчина, которого я люблю в полную силу – мой сын.

– Вы не рассказывали об этих страхах Сэму?

– Он знает и пытается переубедить меня. Какое‑то время мы ходили к семейному психологу, но, как видишь, я все еще не готова надеть кольцо на палец.

Ладно, взрослая жизнь намного сложнее, чем подростковые проблемы. Не уверена, что хочу становиться взрослой. Может, лучше наслаждаться поездкой на скейте, страдать под грустные песни и злиться из‑за того, что нужного вкуса «Лаки Чармс» нет на полке супермаркета?

– Так значит, с мальчиками совсем глухо? – меняет тему Долли. – Но не переживай на этот счет, Микки, в университете оторвешься.

Разговор с Долорес дарит мне легкость, она располагает к себе. Мне бы хотелось поделиться с ней тем, что произошло, но при этом жутко неловко вдаваться в подробности как минимум из‑за того, что в этой истории огромную роль играет ее сын.

– Можно спросить кое‑что? – выдыхаю я, рисуя линию подола платья тетушки Мэйм. – У меня есть подруга, и она несколько лет влюблена в одного парня. Он добрый, светлый и замечательный, хорошо к ней относится, в отличие от большинства. Но на горизонте у нее появился еще один, и он моментами ведет себя как полный придурок, но у моей подруги… В общем, у нее от него летучие мыши в животе.

– Это когда в животе щекотно, все сводит, и при этом становится горячо?

Именно это я и имела в виду – говорить с Долорес, все равно что болтать с подругой. Она меня понимает.

– Да, вроде того.

– А что она чувствует к первому парню?

– Боль и злость. Они сейчас в ссоре, потому что… Потому что у них была близость, хотя они были друзьями, но он любит другую девушку, с которой расстался пять минут назад. И вот моя подруга не знает, нормально ли то, что она отдала свою девственность первому, но при этом при появлении второго парня у нее внутри происходит что‑то странное. И сердце колотится так, будто она на пробежке, хотя, может, у нее аллергия на его духи, не знаю.

Какое‑то время Долорес молчит, а я не нахожу в себе смелости поднять голову и продолжаю рисовать.

– А со вторым парнем она тоже…

– Нет! – перебиваю я, не желая дослушивать вопрос. – Они не… Да они бы никогда… Между ними ничего такого не было. Они даже не целовались.

Боже, я иду ко дну, как Титаник. На моих горящих щеках можно поджарить бекон.

– Ну, я бы на ее месте поцеловала второго парня, чтобы понять свои чувства. Может, ее просто тянет к нему на физическом уровне и не больше? Вы же подростки, гормоны играют. Но сердце подскажет, оно никогда не врет.

Ох, зачем я завела этот разговор.

– Спасибо за совет, Долли, я передам подруге.

– Заодно передай ей, что мама второго парня видит, что он влюблен. И если до этого были сомнения, то после его согласия сыграть в «Скрэббл» все встало на свои места. Для Джейка настольные игры хуже пытки.

Иисус, Мария, Иосиф!

Рука вздрагивает, и карандаш ведет в сторону. Тело обдает жаром.

– Я сейчас умру от неловкости, – бормочу я, крепко зажмурившись. – Клянусь, мне никогда в жизни не было так неловко.

Долорес звонко смеется, и я медленно открываю глаза.

– Все в порядке, Микки, расслабься.

– Пожалуйста, не говорите маме про… Про то, что моя подруга лишилась девственности.

– Это не мое дело, у меня нет никакого права рассказывать такое твоей маме. Но надеюсь, что твоя подруга использовала защиту.

– Конечно, – пищу я, прижав прохладные ладони к щекам. – Как же неловко!

– Поверь, я понимаю, в этом возрасте у подростков все запутанно и гиперболизировано. Позволяй себе ошибаться и не вини себя за ошибки. Ты можешь думать месяцами, запутываясь все сильнее. Порой действие и разговор ставят все на свои места. Я недавно пыталась сказать об этом Джейку, но он не стал слушать и сделал вид, что уходит в другую семью. Надо научиться доверять своему сердцу, и чем раньше ты это поймешь, тем лучше.

Я недавно доверилась сердцу и лишилась девственности. Или же я доверилась алкоголю?

У Долли звонит телефон, и она уходит на кухню, чтобы поговорить, а я решаю полностью погрузиться в рисунок, потому что в такие моменты меня перестает волновать абсолютно все, кроме бумаги и карандаша. Я устала бояться и бежать от своих мыслей, но пока не вижу другого выхода.

 

***

Через час из кухни доносится запах жареного мяса. Долорес готовит ужин, а я заканчиваю набросок тетушки Мэйм и приступаю к названию. Спина и шея затекли, и я наклоняю голову из стороны в сторону, чтобы размяться.

Хлопок входной двери заставляет меня вздрогнуть.