Последний аккорд Севера. Книга вторая

– Не надо завтра трогать Оливера.

Джейк замолкает и делает глубокий вздох.

– Ты просишь невозможного, Микаэла.

– Я не готова говорить о правых и виноватых, это уже случилось. Я была там, я хотела этого, я совершила ошибку. Просто хочу взять завтра перерыв и подумать обо всем, но не смогу сделать это, без остановки переживая, что ты покалечишь Оливера. Сначала Пайпер с чертовой вечеринкой, слезы мамы, мысли о переводе в другую школу, следом сегодняшний вечер – слишком много драмы за один уикенд. Я устала, Джейк. Очень сильно устала.

На последней фразе мой голос срывается.

– Хорошо, обещаю тебе, что не трону его завтра.

– Не только завтра, а вообще.

– Давай остановимся на завтра.

Выиграть хотя бы завтрашний день – уже победа.

Меня пугает мысль, что разговор с Элфордом сейчас завершится и я снова останусь наедине с тишиной.

– Что делаешь? – спрашиваю, глядя на коробки с кедами, которые Джейк подарил мне на день рождения. И зачем я только вышла сегодня из дома?

– Собираюсь смотреть все части «Очень страшного кино», ты со мной?

– Даже первую? – Взглянув на ноутбук на столе, хочу подняться за ним, но не нахожу в себе сил. – Ты ведь сегодня уже смотрел ее.

– Я проговорил весь показ с Ником, а знаешь, почему?

– Почему?

– Потому что я ненавижу этот гребаный фильм. Почему ты не могла выбрать фаворитом хорошую черную комедию? «Убойные каникулы», к примеру?

Его слова заставляют меня усмехнуться.

– Одновременный просмотр отменяется, но я всегда готова послушать вместе с тобой.

Джейк включает фильм и прибавляет звук, а я спокойно представляю кадры в голове, потому что знаю все части наизусть.

– И тут я якобы должен смеяться? – фыркает он после шутки про порножурнал и сороковую страницу.

– Боже, не думала, что ты вырастешь таким занудой.

Джейк смеется, а я прикрываю глаза и с легкостью могу представить, что он сидит рядом.

Я еще ни разу не видела, чтобы кто‑то так сильно ненавидел старую бестолковую комедию, но Джейк Элфорд умудряется комментировать каждый кадр. А может, он просто пытается отвлечь меня и заполнить пугающую тишину, не знаю. Знаю только, что обычно он смотрит другое кино: картины Скорсезе, Тарантино и Нолана. После них смотреть нечто с глупым и пошлым юмором для него наверняка пытка.

– Пойду за колой, но на паузу ставить не буду, – говорит он, и звук телевизора становится тише. – Слушай, Рамирес, я не против пошлости, но там все шутки ниже пояса, а ты была совсем мелкой, когда смотрела это.

– Я не понимала и половины шуток, но все равно смеялась. Особенно над трусами‑замком в виде решетки под напряжением. Жаль, что мне такие не подарили, сегодня бы пригодилось.

Джейк какое‑то время не отвечает, а затем усмехается.

– Господи. Извини, я не должен был.

– Нет, наоборот. Со смехом правда легче.

– Точно не хочешь поговорить о произошедшем?

– Нет, – без раздумий отвечаю я. – По крайней мере, не сегодня. Лучше расскажи, как мама? Ты хоть успел довезти ее до дома?

– Мама наконец‑то послала родственников Сэма к черту и чувствует себя прекрасно. Сэму, кажется, нужен был именно такой пинок, потому что он позвонил мне. Оказывается, после отъезда мамы он высказал семье абсолютно все, что думает о них, и как недоволен их отношением к ней. Завтра утром должен приехать.

На том конце трубки раздается шипение открывшейся банки колы.

– Джейк?

– Я здесь, Микаэла.

– Что ты сказал тогда Пайпер в боулинг‑клубе, когда она убежала в слезах?

– Кажется, я отвечал на этот вопрос.

– Да, шуткой про Джастина Бибера.

Он замолкает на какое‑то время.

– Сказал, что очень брезгливый и у меня аллергия на мусор, поэтому попросил убрать от меня руки. Не знаю, почему она так расстроилась, это всего лишь аллергия, верно?

Прикрыв веки, я тихо усмехаюсь.

– Сегодня ты был жесток с ней.

– Она заслужила после того, что устроила на твой день рождения. Я просто сказал то, что думаю.

– После отношений с тобой девушкам нужен психолог, Элфорд.

– Сочувствую им.

– Девушкам или психологам?

– И тем и другим.

– Джейк?

– Микаэла?

– Спасибо.

Он не отвечает, а мне хочется добавить тысячу деталей к своему «спасибо», но сил на это не осталось.

Джейк возвращается в комнату, напевая под нос песню, которую Ник исковеркал, пока мы ехали в машине. И это снова помогает отвлечься. Моя бабушка говорила с нами на испанском, поэтому произношение Джейка не хромает, а его голос… Низкий, чуть хрипловатый и сексуальный. Раньше, слушая песни «Норд», я из обиды и злости старалась перематывать все сольные партии Джейка, сейчас же с жадностью ловлю каждую ноту. Это дарит мне чувство безопасности и напоминает о детстве, когда на совместных ночевках я просила спеть колыбельную, потому что не могла уснуть, а он отвечал, что не знает колыбельных, и мычал что‑нибудь из Green Day.

– Дерьмо, она заела. Не знаю, что хуже: фильм или эта песня.

– Помнишь, как ты пел, чтобы я поскорее уснула?

Словно растерявшись, он не сразу находится с ответом.

– Конечно.

– Так странно, – шепчу я, водя кончиком пальца по подушке. – Ты бежишь от прошлого, а я все время хочу вернуться туда хотя бы на день.

– Нам не нужно возвращаться в прошлое, чтобы вернуть что‑то хорошее, Микаэла, – уверенно заявляет Джейк. – У нас есть настоящее, и оно может быть лучше. По‑настоящему лучше.