Посох двуликого Януса

Стоп! Ей приятно? Почему? Потому что в глазах подруг она – как это говорят? Отхватила парня что надо? Выходит, для нее важен не сам Иван, а мнение девочек. Ей хочется быть на пьедестале, быть первой, быть лучшей, доказать, что хотя позиция лаборантки с высшим образованием унизительна, во всем остальном она не хуже других.

Неужели правда? Фу, какая глупость… Да нет, не может быть, она, Анисия Золотарева, никогда не была завистливой, не ревновала к чужим успехам, не пыталась выпятить себя и что‑то кому‑то доказывать. Или она врет сама себе?

Все это было для нее слишком сложно, чтобы разобраться с первого же раза. Но одну вещь Анисия в тот день поняла совершенно отчетливо: она не знает Ивана, не знает, чего от него можно ожидать и как он поведет себя в острой ситуации, она знает только, что под лощеной оберткой скрывается (теперь уже и не скрывается) обыкновенный тупой хам, единственное достоинство которого состоит в том, что он поднимает реноме Анисии в глазах ее подружек. «И на фига он мне нужен? – удивленно спросила себя девушка. – Хороший секс – не повод для того, чтобы терпеть глупость и хамство».

Она твердо решила: если Иван больше не объявится, так тому и быть, переживать не станет ни одной секунды. А если они все‑таки помирятся, то следующий конфликт станет последним. «Зачем же ждать следующей ссоры? – шепнул ей коварный внутренний голосок. – Их было уже две, вполне достаточно, чтобы сделать выводы. Если он тебе не нужен – рви отношения прямо сейчас. Почему ты берешь отсрочку? Хочешь, как тебя учат в книжках, дать человеку второй шанс? Только это будет не второй шанс, а третий. Не многовато ли?»

Голос Анисия услышала, но не прислушалась. Уж очень комфортными во всех прочих аспектах были отношения с Иваном. Жалко было вот так сразу взять и выбросить. Да и привыкла она…

 

2090 год

 

– Ты меня заверил, что с разрешением не будет никаких проблем!

Егор Стражалковский плеснул в стакан из пузатой бутылки и залпом выпил. Он терпеть не мог двух вещей: когда все шло не так, как он рассчитывал, и когда ему отказывали. Мир должен быть устроен так, как ему, Егору, удобно, а если мир устроен иначе, то это нужно переделать.

Он был в ярости.

– Это была твоя идея! Ты пришел ко мне, предложил проект с Тоннелем, идея показалась мне перспективной, ты пообещал поддержку на всех уровнях, а теперь что? – продолжал бушевать Егор. – Сначала мне дают в качестве инструктора какую‑то девку‑несмышленыша, а когда я требую заменить ее – отказывают. Я вообще не понимаю, как это возможно: я плачу деньги, а мне отказывают! Где такое видано? Потом тянут с разрешением, хотя ты, именно ты, Тим, говорил, что его дадут через пару дней, максимум через три дня. Прошел почти месяц, а разрешения до сих пор нет. Как это понимать? Почему ты ничего не предпринимаешь?

Его собеседник, крупный полноватый мужчина лет сорока в хорошо сшитом костюме, выглядел огорченным. Тимофей Муратов занимал достаточно высокую должность в одной из государственных структур, чтобы не сомневаться в своих возможностях решить такой простой вопрос, как получение разрешения на Тоннель. Но отчего‑то этих возможностей не хватило.

– Егор, я сделал все, что мог, – развел руками Муратов. – Даже чуть больше, чем мог. Я не понимаю, что происходит и почему не получается. Но считаю, что пора использовать более мощную артиллерию.

– И что ты предлагаешь? – прищурился Егор.

– Поговори с сестрой.

– С Эльнарой? А что она может‑то? Отношения у нас натянутые, она живет в Южной Америке, мы с ней годами не видимся.

– Не с Эльнарой. С Кристиной.

Егор вытаращился на Муратова в немом изумлении.

– Ты в своем уме, Тим? На кой черт нам сдалась эта старуха? Мало того, что она оттяпывает у нас часть отцовского наследства, она еще и ведет себя, как… как…

От возмущения он задохнулся и не смог подобрать слова.

– Ну, не перегибай, – спокойно заметил Муратов. – Она ребенок от первого брака, такая же наследница, как вы с Эльнарой и Альбиной, имеет полное право на свою долю наследства отца. Что такого особенного она сделала? По‑моему, ты не прав.

– Она крохоборка! – почти выкрикнул Егор. – У нее денег куры не клюют, она на своих сталелитейных производствах имеет столько, сколько ей самой за десять жизней не потратить! А когда я написал ей письмо с просьбой отказаться от доли выплат за книгу, она меня послала. Для нее эти деньги – плюнуть и растереть, а нам они нужны. И теперь ты предлагаешь, чтобы я кинулся этой жабе в ножки и попросил денег на свой бизнес? Ни за что!

Муратов некоторое время молча смотрел на него, пытаясь не выдать презрения, которое он с самого начала испытывал к этому писательскому сыночку. Никогда, ни за какие коврижки не стал бы он иметь дела с Егором Стражалковским, если бы не… обстоятельства. И потребности. Он точно знал, что дело не в бизнесе Егора, на который ему якобы необходимы дополнительные финансовые вливания. Дело в долгах, в которых Стражалковский увяз по уши и которые нужно было возвращать, пока не стало хуже. Сам Егор о долгах не обмолвился ни разу, строил из себя крутого воротилу с временными трудностями, но Муратов знал о нем все. Однако же вовсе не собирался демонстрировать свою осведомленность. Пусть Егор живет в своей картине мира, в которой он – умный, сильный и ловкий, может заставить людей плясать под свою дудку и всегда получать требуемый результат. Пусть тешит себя иллюзиями.

А Кристина, единокровная старшая сестра Егора, – вовсе не жаба. Муратов не был знаком с ней лично, но справочки навел. Деловая женщина, очень богатая, она в свои семьдесят лет не собиралась уходить от руководства бизнесом, которым владела вместе с мужем, и возглавляла совет директоров. Деньги, которые ей причитались от продаж книги Федора Стражалковского, действительно были совсем небольшими в сравнении с масштабами ее собственных доходов, это правда, и Кристина легко могла бы отказаться от них в пользу других наследников. Но не отказывалась. И вовсе не потому, что она скряга. Для нее это вопрос принципа. Поговорив со многими людьми, давно знавшими Кристину, Муратов пришел к выводу, что она люто ненавидит всех членов новой семьи своего отца. Ненавидит до сих пор, хотя Федор развелся с ее матерью полвека назад. Развелся ради того, чтобы жениться на молоденькой девчонке, ровеснице самой Кристины. Что ж, ненависть – чувство сильное. И иногда бывает очень долговечным, хотя и иррациональным.