Посох двуликого Януса

Веселые, однако, ребята эти разработчики! Дали голосовому помощнику одно из самых модных и распространенных имен. Лет сорок назад вдруг возникла мода называть мальчиков Артурами. В старой программе помощник носил нейтральное имя Кузя, ни один мужчина в стране такого имени не имел, и никаких проблем не возникало. Но вот внедрили новую программу – и началось! Взрослых Артуров оказалось великое множество, примерно столько же, сколько в прошлом веке было Александров или Николаев. Стоило какому‑нибудь пассажиру сесть в такси вместе с живым Артуром и начать разговаривать с ним во время поездки, голосовой помощник принимал на свой счет любую фразу, в которой звучало это имя. Общаться во время поездки по коммуникаторам тоже было небезопасно, если собеседника звали Артуром. Люди сперва смеялись, потом начали раздражаться, злиться. Скажешь товарищу в сердцах: «Ну ты и придурок, Артур!» или еще что похуже, а в конце маршрута получишь списание полной стоимости без всяких скидок, даже если у тебя накатаны тысячи километров и бонусов накоплено на десять бесплатных поездок. Ну а что поделаешь? Пришлось учиться следить за собой и в такси разговаривать с Артурами‑человеками, не обращаясь к ним по имени. А заодно и привыкать не спорить с самим голосовым помощником и не выказывать недовольства, если хочешь сэкономить.

Наяна вышла из машины и привычно окинула взглядом огромный комплекс зданий Центра подготовки. Каждый раз у нее дух захватывало от этой картины, хотя работает она здесь уже четыре года. Она мечтала попасть сюда и до сих пор не могла до конца поверить своему счастью. А если на нее все‑таки пожаловались? Если уволят? Или переведут из инструкторов в администраторы, бумажки перекладывать? Это будет ужасно…

Надо гнать от себя тревожные мысли. Спину держать прямее, голову – выше, ступать уверенно.

В холле за стойкой работала незнакомая девушка, совсем молоденькая. «Наверное, новенькая», – подумала Наяна и подошла познакомиться.

– Привет, – сказала она, стараясь выглядеть веселой, – я – Наяна.

– А я – Севара, – представилась девушка. – Я тебе отправила сообщение.

– Да, спасибо, я прочитала. Ты новенькая?

– Ага, сегодня первый день. А можно вопрос?

– Конечно.

– Что такое Щиток? Мне велели передать – я передала дословно, но не поняла ничего.

– Щиток – это отдел распределения, – с улыбкой пояснила Наяна. – Кто‑то когда‑то пошутил насчет распределительного щитка, другие подхватили, вот и прижилось. Так короче. В Щитке распределяют студентов между инструкторами. Правда смешно?

– Смешно, – хихикнула Севара. – Студенты же всегда молодые, а тут одни старики.

Они поболтали еще пару минут, и Наяна отправилась на шестой этаж, где обитал Тимур Валерьевич, самый старый из ее подопечных. Девяносто два года – не шутка. Конечно, за последние полвека и медицина, и геронтология сильно продвинулись, средняя продолжительность жизни значительно увеличилась, а качество этой жизни в преклонные годы очень заметно повысилось, люди стали интеллектуально и физически слабеть и дряхлеть куда позже благодаря новым препаратам. Бурно развивающаяся фармакология активно наступала на старческую деменцию, но… Куда девать характер? Никуда. А характер у Тимура Валерьевича был совсем не сахарным. Он находился в Центре подготовки уже три месяца, и за это время к нему ни разу не приезжал никто из родственников. Похоже, старик изрядно помучил своих близких и те обрадовались, что смогут хоть какое‑то время пожить в покое. Вот к Анне Витальевне, например, регулярно приезжают внуки и правнуки, Екатерину Игоревну постоянно навещают подружки, а ученого‑историка Александра Олеговича – бывшие ученики и коллеги. Про Сергея Валентиновича и говорить нечего: знаменитый актер, он в свои восемьдесят пять до сих пор востребован, и его снимают даже сейчас, когда он готовится к Тоннелю. Роли, само собой, не главные, но и не маленькие, и в свободное от занятий время Сергей Валентинович отдыха не знает: то читает сценарий и работает над ролью, то общается с режиссерами, то уезжает на съемки. И только старый брюзга Тимур Валерьевич никому не нужен. Наяна даже жалела его, несмотря на несносный характер. Если на нее действительно кто‑то пожаловался, то только он. Такие всегда с удовольствием специально ищут повод придраться.

Девушка бросила взгляд на часы, висевшие на стене длинного коридора. До начала занятий с Тимуром еще минут десять. Может, подняться на восьмой этаж и зайти в Щиток, попытаться выяснить, зачем ее вызывают? Лучше уж узнать плохие новости сразу, нежели мучиться неизвестностью. Глядишь – объявят об увольнении, тогда и к Тимуру можно не идти. С другой стороны, в сообщении сказано: «освободишься – зайди», то есть предполагается, что занятия с вредным стариканом Наяна проведет. Зачем же допускать ее до работы, если собираются распрощаться?

На двери с номером 611 висела красивая табличка с именем обитателя: «Верещагин Тимур Валерьевич». Наяна расправила плечи, постучала и решительно шагнула в комнату.

– Ну? Договорилась? – требовательно вопросил Верещагин, не считая нужным ответить на приветствие.

Она отрицательно покачала головой.

– Вы же знаете, нужен девяносто восьмой год, дефолт и незаконное перераспределение…

– А мне нужен десятый год! – сердито воскликнул старик. – Я хочу в десятый год! У моих родителей все отняли в десятом году, и я хочу знать, как это случилось! Их чуть не посадили, причем безвинно, по навету завистников, уголовное дело завели, обвиняли невесть в чем, они были вынуждены бежать за границу, а меня бросили на бабку с дедом. Мне было всего двенадцать, меня детства лишили, я рос в нищете и теперь имею право знать, кто в этом виноват.

– Тимур Валерьевич, это вопрос вашей частной жизни. Вы могли бы использовать свой личный жетон, – терпеливо принялась объяснять Наяна уже в который раз. – Вы проходите по государственной программе, и вас отправляют туда, куда нужно государству.

– Свой жетон я не трону, – заявил Верещагин. – Я его внуку отдам. Или внучке, я еще не решил. Пусть или сами используют, или продадут.

Внезапно сердитое выражение его лица сменилось печальным.

– Может, хоть когда‑нибудь они меня добрым словом вспомнят, – тихо проговорил он.

Сердце у Наяны сжалось. Она не могла всерьез злиться на человека, который знает о своем несносном характере и понимает, что достал членов семьи до самой печенки. Тимур мог брюзжать и ворчать по какому угодно поводу, начиная от погоды и кончая последними постановлениями правительства, но ни разу за три месяца он не пожаловался на то, что его не навещают родственники. Не пожаловался именно потому, что прекрасно знал причину.

– Я понимаю ваше желание, – мягко сказала Наяна. – Но даже если в государственной программе есть две тысячи десятый год, это все равно будет время и место того события, которое интересно государству. Того, что вы хотите узнать, вы таким путем не узнаете.

– А почему это государству не интересно, каким образом, кто и почему отнял у моей семьи бизнес? – снова начал горячиться Верещагин. – Ваша программа как раз этим и занимается: ищет, кто у кого незаконно отнял и присвоил. Ты что, не можешь договориться, чтобы этот случай записали в программу?

– Я пробовала, мне отказали.