Посредник

– Лев, тут, в общем… – Самарин сел у стола сотрудника и достал бланки с восьминогом. – У меня совершенно нет времени на эту бумажную белиберду, а ты вроде хотел…

Будь на месте Вишневского Семен Горбунов, он бы не удержался от саркастической фразы: «Ну я же говорил!» Или хотя бы от ехидной ухмылки и соответствующего взгляда.

Во взгляде Вишневского промелькнуло лишь понимание. И некоторое сочувствие.

– Разумеется, – ответил Лев. – Руководитель не должен тратить время на мелочи. Я буду рад заняться этой рутинной… О‑о‑о… Какой прекрасный экземпляр!

Вишневский сильно, но бережно вцепился в бланк и перехватил недоуменный взгляд начальника.

– Коллекционирую образцы казенных документов, – пояснил Лев. – А это очень достойный экспонат. Я сделаю себе копию, если не возражаешь.

– Хоть триста копий, если это ускорит получение информации.

– При общении с бюрократами не действуют принципы разумной логики и здравого смысла. Важно лишь скрупулезное знание пунктов предписаний и законов. Это своего рода азартная игра – какой статут или уложение имеет преимущество в конкретном случае.

– Это как… бить козырной шестеркой туза?

– Вроде того, – усмехнулся Вишневский. – А у меня в рукаве в придачу пара джокеров. Поверь, им меня не переиграть.

– Ты меня очень выручишь. Этот Совет – как бездонная яма. Я вон лучше к поверенному съезжу, с родственниками Зубатовой поговорю.

– А они, кстати, уже нанесли визит.

– Кто? Когда?

– Семейная пара. Крайне экспрессивные господа. Грозились подать в суд за задержку в выдаче тела их безвременно почившей родственницы. Дожидаться тебя не стали, обещали вернуться.

– Пусть возвращаются, с интересом их выслушаю. Я к стряпчему наведаюсь. Надеюсь, он не из той же канцелярской породы, что эти чернильные дармоеды.

 

* * *

 

«Кирилл Акимович Утешев, действительный поверенный в имущественных и юридических делах» – гласила бронзовая табличка под старину на двери кабинета.

Утешев занимал несколько помещений на первом этаже доходного дома на Тверской. Удобное место, престижное. Дорогая аренда. Возле двери в кабинет висела большая картина, которую Митя в ожидании успел разглядеть.

Полотно, пожалуй, лучше смотрелось бы в приемной адвоката, поскольку живописало заседание суда. Точнее, участников этого самого заседания сразу после оглашения резолюции. Оправданная героиня, прижимая к себе зареванное дитя, изображала безмерное счастье, рядом суетились родные – с озабоченными и одновременно счастливыми лицами. Адвокат – седовласый и сухопарый, с обширными залысинами над висками – тихо улыбался, прижимая к груди руку и принимая благодарность.

«Середина прошлого века. Федотов или Маковский. Или же недурная имитация», – механически отметил сыщик, разглядывая детали. И еле сдержал смешок. Прошлогоднее знакомство с миром искусства не прошло даром. Нет‑нет да и вылезет вдруг из подсознания какой‑нибудь ненужный факт.

Кириллу Акимовичу на вид оказалось не больше тридцати. Но худощавость фигуры и уже намечающиеся по бокам русоволосой головы характерные залысины не оставляли сомнений в том, что через пару десятков лет их обладатель будет выглядеть почти как нарисованный в приемной адвокат.

– Там на полотне – ваш предок? – поинтересовался Митя, устраиваясь в мягком бархатном кресле и разглядывая антикварную красного дерева мебель в кабинете. Солидно. Основательно. Убедительно.

Неслышно возникшая барышня тут же поставила на крохотный столик перед ним чашку тонкого фарфора с кофием, вторую – на стол Утешева, и так же незаметно исчезла. Сыщик вдохнул. Запах был отличный – густой, пряный, с шоколадной горчинкой. И вкус оказался превосходным. Надо будет узнать, что за сорт.

– Мой дед, – радушно отозвался Кирилл Акимович. – У нас семейное предприятие, более пятисот лет ведем дела. Дедушка был, если можно так сказать, широкого ремесла человек, предпочитал уголовную защиту, любил спорить в судах. А так мы, Утешевы, по большей части мирские юристы и казначеи.

– Не сочтите за бестактность, но я ожидал встретить кого‑то… постарше.

Кирилл Акимович слегка дернул уголком рта, что могло означать: «Я тоже». А может быть, поверенный просто так неловко подул на горячий кофий, чтобы сделать глоток.

– Я принял дела раньше, чем это предполагалось – три года назад. Отец быстро сгорел от чахотки. Не сомневайтесь, я знаю свое дело отменно. Меня к этому готовили с ранних лет.

– Не сомневаюсь. У вас отличный кофий, кстати. Просто дама, по поводу которой я здесь нахожусь, была почтенного возраста, и я надеялся, что удастся с вашей помощью, так сказать, изрядно поворошить прошлое.

– Мадам Зубатова. Крайне прискорбное известие. Она была одной из лучших наших клиенток. Ее дела начал вести еще мой дед, потом отец, в последние годы я сам. Помогу, чем смогу. Я ведь видел ее с детства и неплохо знал.

– Какой она была?

– Едкой. Саркастичной. Дотошной. Но при этом довольно неприхотливой, хотя на все имела свое мнение.

– В каком состоянии остались ее финансовые дела?

– В лучшем, чем у многих московских аристократов. Знаете, у нее было редкое чутье на доходные проекты. Она одной из первых вложилась в телефонную компанию. Отец, помню, ее отговаривал, считая это игрушкой, недолгим развлечением. А теперь сами видите…

– То есть никаких разорительных долгов, неудачных инвестиций, невыплаченных кредитов? Или, может быть, ей кто‑то сильно задолжал?

– Никогда никому не одалживала средств. Принципиально. А своими доходами Дарья Васильевна весьма удачно распорядилась и оставила очень неплохое наследство.

– К этому я, собственно, и веду. Завещание.

– А вот с этим есть небольшая помеха. – Утешев отпил еще и аккуратно вернул чашку на блюдце. – Предыдущее завещание было составлено еще при моем отце и хранилось в сейфе. Но в начале этого года Дарья Васильевна решила изменить свою последнюю волю. Это было несколько неожиданно. Она приехала сюда с двумя запечатанными конвертами. Один я должен был вскрыть в случае ее смерти, второй содержал текст завещания.

– А предыдущее?

– Попросила сжечь при ней же. Я не знаю, что там было.

– Что стало причиной такой внезапной перемены, она не пояснила?

– Увы, нет. Просто сообщила, что внесла некоторые изменения.

– Другие странности в ее поведении были? Может быть, внезапные покупки или продажа каких‑то активов?