Посредник

– Ой, здравствуйте, хорошо, что вы на службе, а то как ни придем, вас нету. Петя, не стой, проходи, что ты стоишь? Видишь, начальство на месте. Ой, молодой такой, с ума сойти, неужели в полиции никого посолиднее не нашли? Мебель неплохая, Петя, смотри, как у Харитоновых колер, похож очень, я тебе говорила, светлые тона нынче в моде. Кресло дай мне, да не это, вон то, побольше. Боже, как жарко, ну и жара. Может, окно открыть? Или тут в полиции не положено? В седьмом году такое пекло было, тоже в апреле, я тогда у тетки под Воронежем гостила, помнишь тетку Марфу, она еще померла потом два года спустя. Гроб дубовый, модель «Клементина». Петя, да сядь уже, что ты мельтешишь перед глазами…

Речь лилась нескончаемым потоком, не прерываясь ни на секунду. Казалось, что слова выстреливают из женщины очередями, как мячики для пинг‑понга – прыгают, отскакивают от стен, мебели, сталкиваются друг с другом и множатся, множатся…

К сожалению, необъятные легкие позволяли их обладательнице говорить без остановки довольно долго, и ошарашенный Митя пока не смог поймать даже малейшую паузу, чтобы прервать эту словесную лавину.

Все оставшееся свободным от пинг‑понговых шариков пространство посетительница заполнила собой. На вид ей было около сорока, и более всего она напоминала пышную сдобу, которая норовит выбраться из тесного платья. Лицо у женщины румянилось и круглилось, шея выпирала пухлыми складками, и казалось, что удерживает ее от дальнейшего раздувания лишь впившееся в кожу жемчужное ожерелье. Глазки – круглые, темные – казались двумя маленькими изюминками, вдавленными в пухлое тесто.

За всем этим великолепием Митя не сразу разглядел ее спутника, который, слава Диосу, за все это время не произнес ни слова.

Если мадам пылко стремилась во все стороны сразу, то сопровождавший ее господин с такой же непреклонностью стекал вниз, как неудавшаяся опара. Спина сутулая, плечи поникли, черный пиджак уныло обвис, кончик носа царапает верхнюю губу, носогубные складки резко очерчивают узкий рот, внешние углы глаз опущены. И даже уши торчат как‑то удрученно.

Посетительница между тем, устроившись напротив, помимо акустического удара нанесла еще один – визуальный. Ее необъятный фиолетовый наряд был выполнен из ткани в крупный узор. Кажется, Анна Петровна называла его «куриные лапы» – модный в этом сезоне арабеск. И теперь эти самые «куриные лапы» мельтешили у сыщика перед глазами, расплывались, дробились и размножались. От всего этого изобилия начала побаливать голова, и Мите хотелось лишь одного – прекратить этот словесно‑куриный балаган и побыть хотя бы минуту в тишине.

Он уже открыл было рот, чтобы остановить гостью, но его опередил Карась.

– Мря‑я‑я‑у‑у! – Кот протяжно и басовито заорал, завершил вопль большим зевком, после чего сел, невозмутимо задрал вверх заднюю лапу и начал исследовать место под хвостом.

Помогло. Гостья покраснела и удивленно замолчала.

– Вы, простите, кто и по какому делу? – спросил Митя, воспользовавшись долгожданной паузой.

– Клара Аркадьевна я. Супруг мой – Петр Алексеевич. Хауд фамилия наша. Петя, предъяви визитную карточку, мы же заказывали, зря деньги, что ли, тратили. Ну и что, что полицейский не клиент? Мало ли, пригодится когда‑нибудь. Наши услуги всем нужны рано или поздно. А вас как по батюшке? Дмитрий Александрович? Хорошо, что мы вас застали, а то дело, знаете ли, неотложное…

Меланхоличный Петя протянул Мите черную с серебром визитку, на которой значилось: «Похоронное бюро супругов Хауд “Тихий угол”. Безмятежное убежище после долгих скитаний».

Митя мысленно «выключил звук» у Клары Аркадьевны и, ознакомившись с карточкой, немедленно почувствовал себя клиентом ритуального агентства – правда, без обещанной безмятежности. Вероятно, это случилось из‑за выражения лица Петра Алексеевича, который всем своим видом выказывал соболезнование. Не иначе как на это ушли годы практики. Посетитель поднял на сыщика страдающие глаза, и Митя тут же мысленно прибавил к его фамилии недостающую букву. Не Хауд он, а бассет‑хаунд. Есть такая порода английских собак, на мордах которых написана вековая скорбь.

Отогнав образ Петра Алексеевича, превращающегося в унылого пса, Самарин «включил» обратно его супругу.

– А я вам чем могу помочь? – прервал сыщик посетительницу.

– Так бабушку ж похоронить надобно. Сколько можно ее держать? Не по‑божески это, вся родня съехалась, ждут. Вы там свое расследование ведите как положено, а нам последнюю волю выполнить надо. Все уже готово давно, как по документам записано. Гроб буковый, модель «Нимфа», глазет серебряный, кисти шелковые, турмалиновые. Цветов заказали на триста рублей…

– Какую бабушку? – начал закипать Митя.

– Так нашу же, Зубатову Дарью Васильевну.

Теперь сыщик наконец вспомнил, где ему уже встречалась фамилия Хауд и название «Тихий угол». В последнем письме старушки, которое она оставила у поверенного. Эти двое были там отмечены как распорядители похорон. Выходит, они в придачу еще и родственники? Хотя с такой бабушкой какое еще занятие можно было выбрать?

– Вы ее внучка? – Митя, кажется, нашел подходящую тактику в беседе с Кларой Аркадьевной. Ее всего лишь нужно было прервать в любом месте монолога, и она незамедлительно начинала новый – на другую тему.

– Нет, Петя – ее внук. Петя, скажи полицейскому (Петя скорбно кивнул). Мы ей самая близкая родня, ближе никого нет. Кто еще позаботится о старушке, проводит в последний путь? Я ей сразу говорила, мол, не волнуйтесь, Дарья Васильевна, все проведем по высшему разряду. Кому еще, как можно такое дело чужим людям доверить? Так она и не против была, я ей каталоги показывала…

«Судя по всему, у Дарьи Васильевны просто не осталось выбора», – подумал Митя, представив себе не умолкающую ни на секунду родственницу с толстыми каталогами гробов и венков.

– Вы что же, ожидали ее смерти?

– Диос с вами, господин полицейский. Боженька старушке изрядно отмерил, от щедрот, но надо же ко всему готовым быть. Вот вы не думали о собственных похоронах? А зря, зря. Таким серьезным вопросом надо заранее озаботиться. Знаете, на Селятинском кладбище есть прекрасное место, сейчас с уценкой взять можно, двойной участок…

– Когда вы последний раз видели ее живой?

– Когда? В конце марта. Петя, напомни‑ка мне. Суббота какое число было? А, точно, двадцать шестое. Заезжали в гости, стало быть. В добром здравии бабушка пребывала, царствие ей небесное, ужас‑то какой. Петя, помнишь? Платье еще мое желтое отметила. Ты, говорит, Клара, на яичницу в нем похожа. Ах, шутница была…

– Где вы были в ночь на первое апреля?

– На первое? Это же в ту самую ночь, когда… О‑о‑ох… Как это у вас называется? Алиби? Так положено, да? Петя, что мы делали? А, точно, это ж когда купца Яшкина готовили, и рефрижератор поломался, а Кузьма запил опять. Кузьма – это наш цирюльник. Руки золотые, из любого покойника красавца сделает. Но заложить любит за воротник. Тут глаз да глаз… Мы ж тогда до поздней ночи и провозились – то Кузьму в чувство приводили, то лед в спешке искали. Ой суматоха была. Но Яшкин все одно хорошо получился. Петя, помнишь? Гроб тиковый большой вместимости, модель «Шевалье», обивка прюнелевая. Могу показа…