Посредник
«Сейчас она достанет каталог гробов», – похолодел Митя. Судя по объемному саквояжу посетительницы, наверняка там такой имелся. Да туда бы и домовина поместилась при желании. Гроб сосновый, модель «Фараон». Тьфу, придет же в голову.
Нет, в такой обстановке вести нормальную беседу никак нельзя. Надо ехать в этот их «Тихий угол» и беседовать на месте. С Петей, с работниками, да хоть с тем же Кузьмой, если он, конечно, будет в трезвом уме.
– Я нанесу вам визит в ближайшее время для более обстоятельной беседы.
– А бабушка как же? Душегубца‑то найти, конечно, надо, но старушку схоронить…
– Препятствий к выдаче тела я не вижу. Вот вам документ, в прозекторской предъявите. Печать только поставьте на третьем этаже, мой сотрудник вас проводит. Миша!
– Ой, ну вот же двухминутное дело, а столько ходить пришлось. Петя, пойдем, надо к вечеру управиться. – Клара Аркадьевна поднялась, и «куриные лапы» снова заколыхались перед глазами.
– А Петр Алексеевич задержится. Буквально на минутку. Мужской разговор.
– А… Ну, как скажете. Петя, ты дорогу потом найдешь? Тут заблудиться можно, столько коридоров. Ты, что ли, сотрудник? Боже мой, этот еще моложе, гимназист, не иначе. Веди, где там печать ставят. Да не надо так бежать, я ж не успеваю…
«Ураган» торжественно удалился, и Митя облегченно выдохнул. Супруга Хауда и так наговорила за двоих, но полезного из ее речи вышло немного. И, может, этот Петя вообще немой? Или из той же породы, что прошлогодний эксперт по живописи Зельдес, из которого слова выжимались, как вода из сухаря?
Оказалось, что внук Зубатовой вовсе не безгласен. С уходом супруги он как‑то подобрался, выпрямился и вдруг произнес:
– Ревизорский визит.
– Что, простите?
– Так она это называла. Бабуля. Вторая и четвертая суббота каждого месяца. Говорила, мол, мои дражайшие могильщики заехали проверить, не пора ли закопать старушку.
– Шутка в ее духе.
– Вижу, вы тоже были знакомы. Не подумайте, мне правда жаль, что такое произошло. Мне, пожалуй, будет не хватать бабулиного оптимизма. Но родственные чувства… Нет, полагаю, само понятие «родня» было ей несколько чуждо. Друзья и приятели были ей интереснее, чем родственники.
– Значит, на наследство не рассчитываете?
– Не особо. Я свое уже получил.
– Поясните, будьте добры.
– Бабуля, если вы уже знаете, никогда не одалживала денег. Но всем внукам, правнукам и прочим троюродным племянникам единовременно дарила приличную сумму по достижении восемнадцати лет. На жизненное обустройство, так сказать. Каждый волен был распорядиться ею по собственному усмотрению, зная, что потом просить будет бесполезно.
– И как вы распорядились подарком?
– Женился. И открыл похоронное бюро.
– Не жалеете? – Митя вдруг проникся сочувствием к этому несчастному человеку. Наверняка он совсем не рад, что когда‑то сделал не тот выбор.
– О чем? – искренне удивился Петр Алексе‑евич.
– Ну… – замялся сыщик, подбирая слова. – Супруга ваша очень… словоохотливая дама.
Хауд прислушался и прищурил глаза.
– Слышите звон? Трамвай проехал.
– Да они тут постоянно ходят, я уже не замечаю даже.
– Ну вот.
Возразить на это было нечего.
– Кольцо с рубином, оно вам знакомо?
– Конечно. Бабуля никогда его не снимала. Семейная реликвия.
– А подробнее? Откуда оно? Какими свойствами обладает?
– О, об этом вам нужно побеседовать с более сведущими членами семьи, с одаренными.
– А таковых много?
– Имеются, – уклончиво ответил Хауд. – Часть из них уже в Москве, приехали на похороны.
– Жажду с ними пообщаться. А пока более не смею вас задерживать.
На этом Петр Алексеевич, приняв свой обычный скорбный вид, удалился.
А Митя остался, размышляя и невольно улавливая звонок каждого проехавшего мимо трамвая.
Вот зараза! Ну почему так происходит? Пока не обращаешь внимания на какую‑то мелочь, ее вроде бы и нет. А как только углядишь или расслышишь – ничего другого и не замечаешь.
Карась под лампой снова сладко спал, и ему не было никакого дела ни до трамваев, ни до гробов модели «Нимфа», ни до «куриных лап». По крайней мере, до тех, которые не имеют никакого отношения к настоящим курам.
Глава 7,
В которой Зубатова шутит последний раз по версии Сони
Лилии пахли скверно.
Запах – сладковатый, приторный и при этом холодный – вызывал неприятные ассоциации с подтаявшим на леднике несвежим мясом.
Выглядели цветы не лучше: фиолетово‑черные, с багряным нутром, напоминающим запекшуюся кровь, с оранжево‑красными тычинками, похожими на дождевых червей. От дуновения ветра «черви» слегка шевелились, усиливая противное сходство.
Самая модная новинка сезона. Мама была в восторге. По крайней мере, до тех пор, пока не взяла букет в руки. А как только представился веский повод от него избавиться – быстренько передала Соне. И теперь, перехватив локоть подруги – княгини Ангелины Фальц‑Фейн – шепотом обсуждала фасоны нарядов собравшихся на похороны гостей.
Ну до чего же противный запах! Соня поморщилась и отодвинула лилии подальше.
По крайней мере, одним неоспоримым достоинством пышный букет обладал – сквозь него можно было невозбранно рассматривать собравшихся без опасности быть уличенной в слишком пристальном интересе. Правда, для этого приходилось поднимать цветы повыше, и запах при этом обострялся до крайности, но ради увлекательного дела Соня была готова и потерпеть.
