Преследуя Аделин

Хруст кости под моим кулаком ощущается почти как оргазм. Когда я отдергиваю руку, из его разбитого носа хлещет кровь. Он сплевывает, и из его рта на мой пол вылетает зуб.

Я только за это засуну ногу ему в задницу.

Я выхожу, огибаю машину и распахиваю дверь.

Он начинает сопротивляться, но, когда я хватаю его за воротник и выволакиваю наружу, слова становятся невнятными. Со связанными конечностями он чувствует каждый удар и каждый толчок, пока я тащу его тело от машины к столу.

Он извивается, словно червяк на крючке, и по паническому выражению на его лице я вижу, что он все понимает. Он понимает, что его жизнь балансирует на грани, а я вот‑вот сброшу его на хрен со скалы Спарты.

Несмотря на все его усилия, я затаскиваю его на хирургический стол и последовательно развязываю некоторые из пут, чтобы зафиксировать на столе, все время удерживая его в неподвижном состоянии.

Он озирается по сторонам и замечает мертвого Фернандо, лежащего на соседнем столе.

После того как я проводил Сицилию, Майкл отвез Фернандо ко мне, а я поехал в поместье Парсонс, чтобы все разведать. Адди и ее подруга как раз уходили, и я отправился за ними в клуб.

Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не всадить пулю в голову каждому мужику, который терся своим членом о ее задницу. Я решил вернуться домой и закончить дела, пока не наделал глупостей и не выкрал ее.

Пока допрашивал Фернандо, я настроил монитор, чтобы следить за Адди через камеры клуба. Признаюсь, мои пыточные процедуры стали намного кровавее, когда я увидел, как Арчи ведет ее на второй этаж.

Я получил от Фернандо нужную мне информацию. Их способы похищения девочек, имена некоторых мулов и имя того, кому подчиняется Фернандо. Оказалось, что парень сейчас в Огайо, поэтому заняться им я перепоручил одному из других наемников. Он добудет информацию на его босса и будет подниматься вверх по цепочке дальше.

Мулы уже найдены и вычислены, так что после того, как я разделаюсь с этими двумя ублюдками, и они получат по снайперскому выстрелу в головы, я займусь семьей Арчи.

– Какого черта, мужик? – Арчи сплевывает, в его голосе слышны и ужас, и отвращение. Лицо Фернандо уже начало раздуваться.

Я пожимаю плечами, меня это не беспокоит.

– Сегодня вечером мне придется избавляться от кучи трупов. Будет проще убрать их все разом.

– Слушай, что бы тебе ни сделала моя семья, мы можем договориться, – уговаривает Арчи, его слова звучат несколько невнятно и коряво из‑за выбитых зубов. Его нос распух и расплылся синяком, как и разбитые, одутловатые губы. Он выглядит так, будто провел пять раундов в боксерском ринге со связанными за спиной руками.

– У меня нет никаких дел с твоей семьей, – спокойно отвечаю я. – По крайней мере, пока не было.

Он на мгновение замолкает, недоверчиво уставившись на меня, пока его мозг переваривает, что я не враг клана Талаверра.

– Тогда какого хрена ты это делаешь? Из‑за этой гребаной девчонки? – истерически вопит он.

Я наклоняюсь ближе, позволяя ему хорошенько рассмотреть мое покрытое шрамами лицо. Если не шрамы отпугивают людей от меня, то смертоносный блеск в моих глазах обычно довершает дело.

– Она, мать ее, сама хотела меня. Я не виноват, что твоя девушка тебя не хочет.

Я вздыхаю и выпрямляюсь. Я не собираюсь утруждать себя объяснениями перед этим придурком. Он не поймет моей одержимости, а мне наплевать, что он об этом думает.

Он не знает, что как только я должным образом представлюсь Аделин Рейли, то она и думать не сможет ни о ком другом.

Я буду пожирать ее изнутри до тех пор, пока каждый вздох не станет лишь разжигать тот ад, который я создам внутри нее. Я буду поглощать каждый сантиметр ее сладкого маленького тела, как кислород, питающий огонь, и она будет думать лишь о том, как затащить меня в себя поглубже.

Она будет бояться меня поначалу, но этот страх только разожжет ее. И я буду чертовски рад доставить ей боль, когда она подлетит слишком близко к пламени.

Рядом со мной стоит поднос с аккуратно расставленными приборами. Я не глядя беру первый попавшийся под руку.

Зубчатая отвертка. Сделанная специально для пыток. Такие штуки используют военные, а люди и не подозревают об этом. Не то чтобы правительство когда‑либо охотно рассказывало стране, что они частенько пытают военных преступников и применяют для этого довольно грязные методы.

Общественность ни в коем случае не невежественна, но она не представляет себе всей степени развращенности нашего правительства.

Его глаза комично расширяются при виде отвертки в моих руках.

Улыбаюсь.

– Этой я еще не пользовался, – замечаю я, поворачивая отвертку и давая нам обоим хорошенько рассмотреть каждую острую грань. Когда эта штука окажется внутри, ее извлечение будет для него гораздо болезненнее.

Не могу, черт побери, дождаться.

– Братан, давай поговорим. Эта девчонка не стоит того, чтобы ты убивал меня из‑за нее. Ты знаешь, что моя семья сделает с тобой? Или с ней?

– Ты правда думаешь, что я собираюсь просто убить тебя? – выпаливаю я, вскидывая бровь, чтобы показать, насколько меня не впечатлило его предупреждение.

Его лицо становится свекольно‑красным, как яблоки, которые когда‑то в детстве собирала для меня мама во фруктовом саду. Мне они всегда нравились.

Из его рта сыплются угрозы безвременной расправой со стороны его семьи.

– Ты делаешь это потому, что я чуть не трахнул девчонку?! Я даже не знал, мать твою, что она твоя, – кричит он, на его лбу проступают вены.

Не самое приятное зрелище.

В ответ я вонзаю отвертку ему прямо в живот. Он потрясенно охает, его рот раскрывается. Проходит мгновение, и он закашливается кровью. В его глазах отражается множество эмоций. Я почти уверен, что вижу в них все пять стадий горя.

– Ты и каждый жалкий ублюдок, который даже посмотрит в ее сторону, усвоите, что никто не спасется, когда дело касается ее. Мне плевать, даже если ты только вздохнул неправильно в ее сторону, ты на хрен умрешь.

– Да ты гребаный психопат, – выдавливает он, с недоверием глядя на отвертку, торчащую у него из живота. На этот раз она однозначно задела жизненно важные органы.

Медленно я вытаскиваю отвертку, и чавкающий звук заглушает его крик.

Безудержный гнев, пульсирующий во мне, неумолим и неукротим. И зрелище его руки в ее трусиках, того, как он целовал ее и шептал всякое в ушко, как заставил ее кончить, – все это разжигает в моей голове неистовый шторм. Когда перед моими глазами встает ее лицо, я снова погружаю в него отвертку. Она хотела его. Она кончила от такого говнюка, как он. Я должен стереть его прикосновения с нее.

И побыстрее.