Прорвёмся, опера! Книга 4

– Он что у нас, так и лежит в стационаре? – я с радостью перевел тему и кивнул на стоящий в углу секционной захламленный стол Ручки.

Вернее, письменный стол в лаборатории был общий, но Ручка его оккупировал своим хламом: сломанный вентилятор, какие‑то сомнительные книги совсем не медицинского содержания и прочая дребедень.

– Выписывать его не хотят?

– Не знаю, – Ванька помотал головой. – Раз так быстро вернулся обратно в больничку, то проблемы очень серьёзные, с башкой уже что‑то. И если бы он там ещё не пил, то, может быть, и получилось бы вылечиться, а так… Слушай, Паха, а вдруг я таким стану? – Ваня посмотрел на меня с беспокойством. – Вот сколько судмедов знаю, все алкаши, поголовно, Ручка ещё, между прочим, не самый большой выпивоха.

– Не станешь, – уверенно ответил я, точно зная, что в будущем он с синькой не свяжется.

Сколько с ним проработал, он так и позволял себе принять только по большим праздникам и помаленьку, так что ему это не грозит.

– Надеюсь, – пожал тот плечами и снова потянул меня к трупу.

– Задрал ты.

– Нет, нет! Там кое‑что интересное.

Тело Миши Зиновьева под простынёй лежало в голом виде, а когда мы его нашли, он был в грязной майке‑алкашке и шортах. Ваня стянул с трупа простынь теперь уже полностью.

– Вот, гляди, порезы.

– А это разве не после вскрытия остались? – с интересом уставился я на следы.

– Нет, мой разрез – вот, через грудину и живот вдоль оси тела. А это преступник оставил.

На теле было несколько небольших, но глубоких порезов, на груди, в животе. А при осмотре на одежде крови не было.

– Раны нанесли после смерти, и потом, получается, нацепили одежду на тело, майка ведь изнутри измазана, но ничего почти не проступило наружу, я тогда подумал, что грязь это, – Ванька будто прочитал мои мысли. – И я, знаешь, что думаю… вот когда названия органов на прошлом месте преступления писали, так теперь будто именно их и хотели забрать. Как трофей, наверное. Лёгкие, поджелудочная… трахею только не тронули, ну и прямую кишку тоже, извини за подробности.

– Чё ты извиняешь, я и не такое видал. Но вырезать, получается, не стали?

– А потому что нужен подходящий инструмент, – судмед показал на секционный нож, лежащий на столике. – А тут будто резали чем‑то тупым, потом поняли, что бесполезно, и бросили. Будто даже стыдно стало показывать, вот и спрятали от греха подальше, чтобы мы не видели. Ну или новичок это был, – он пожал плечами, – а может, и опытный, раз знает, что где находится. Просто с руками что‑то не то, нервы, может, или пьяный, или псих с шизой.

На месте преступления, под диваном, мы нашли складной нож с точками ржавчины на клинке. Кто‑то его бросил и запинал под диван, но мы заглянули и туда, нашли. Вполне этот ножик могли использовать, как инструмент, так что мы его изъяли, надо будет направить на экспертизу.

– Но этот кто‑то органы знает, – задумчиво произнёс я. – И на латыни у него бзик.

Две версии – маньяк, которому понравилась идея с органами, но не хватило ума или навыков довести дело до конца, и он бросил – или Сафронов решил избавиться от слишком много знающего подопечного, маскируя всё под маньяка, о котором в городе, конечно, уже начали трепаться.

И третья – ведь может быть наоборот, что маньяк решил замаскировать всё под разборки братвы. Короче, они так всё запутали, что уже не поймёшь, кто кем вдохновлялся и кто под кого косит.

Одно я знаю точно – Кащеев из СИЗО задушить Зиновьева не смог бы никак. Да и этот плюгавый озабоченный не смог бы повалить молодого здорового спортсмена, а схватка в подвале, судя по следам, была яростная, Миша защищался изо всех сил, пытаясь сбить душителя, пару раз даже впечатал его в стену. Но потом нехватка кислорода дала о себе знать…

Я забрал справку, поблагодарил Ваньку и пошел в больницу. Она находилась недалеко. Там я проведал бледного как смерть Толика и пообещал навещать его чаще и принести какие‑нибудь книжки, потому что читать он обожал, а до смартфонов и электронных книг у нас ещё дело не дошло. Куртку его забрал у медсестёр, унесу куда‑нибудь на чистку и ремонт, будет ждать хозяина, когда он выпишется. Ну или куплю ему новую, если ничего не выйдет, деньгиу меня пока есть.

После этого я отправился в прокуратуру вместе с Сан Санычем, а то время позднее, надо проводить Ирину, ведь на улицах сегодня совсем неспокойно. И хрен знает, что с этим маньяком, но недобрые подозрения не утихали.

Наверное, эти дни поживу у неё, пока не станет ясно. Она‑то хотя бы, в отличие от двух моих жён из первой жизни, не удивится, если опер вдруг посреди ночи отправится на работу. И сама, в общем‑то, такая же.

– Что там сегодня было? – Ирина кинулась обниматься прямо в коридоре, не обратив внимания, что на нас таращатся помощники прокурора. – Паша, да что там было? Я чуть курить не начала, пока новости слышала. Стреляли в вас?

– Курить начинать не надо, – успокоил её я. – Толика задели, но выкарабкается, а мне только вот, ерунда, – я показал на пятно на джинсах, у колен, которое никак не мог очистить платком. – Упал в грязюку, не оттирается.

– Ну, мне принеси, постираю, – шёпотом сказала Ирина, отойдя на шаг. – У меня работа ещё, но ты подожди, скоро закончу. Ломается там злодей, хотя чистосердечное уже писал.

Она заметила помощников, но не смутилась, будто так и надо, погладила Сан Саныча, который всё ждал её внимания, нетерпеливо маша хвостом, а после вернулась в кабинет.

Кобылкина не было, только у стола Ирины сидел небритый жулик в спортивном костюме, который жевал спичку, и за своим столом расположился следак Димка Румянцев, отвечающий за сегодняшнюю операцию с налётом на зал Сафронова. Он всё писал и писал, и стопка бумаг перед ним росла.

– Пиши‑пиши, Димон, – я поздоровался с ним. – Писанины тебе много предстоит.

– Больше бумаги – чище жопа, – выдал он свой жизненный принцип.

Сидящий у стола Ирины жулик заблеял тонким смехом, но после наших тяжёлых взглядов заткнулся.

За последние несколько недель Димка сильно похудел от нервяков, лицо осунулось, под глазами мешки. Беспокоился, что его подтянут к одному делу, когда по наводке покойного бывшего важняка Рудакова он испортил улики, но я отмазал Димку от соучастия. Дальше я особо и не напоминал об этом случае, ну а ему хватало ума не вредничать и работать вместе со мной на совесть.

– Взяли Сафронова, – рассказал новость Румянцев, – прямо на вокзале, он вернулся сегодня. Но он всё отрицает, и никто на него ничего не рассказал, сюда уже адвокат едет его. Самый вредный гад достался ему.

– Домрачев? – уточнил я.

– А кто ещё‑то, он как иголка в жопе… у него в клиентах три наших подследственных, и с каждым геморрой.

– А ты всё о жопах и о жопах, – пошутил я. – Будет отмазывать?